Осколки безумной вечности - стр. 19
Они расположились в гостиной, как праздные сибариты, сидя на мягких диванах. Саша заказал пиццу, вьетнамскую кухню, а в дополнение – несколько бутылок брюта, который исчезал из высоких фужеров раньше, чем появлялся. Праздновали. Все – победу Александра Хокканена, а Алиса пила за разбитое сердце, которое уже никогда не перестанет ныть, обречённое заходиться в острой, невыносимой боли.
Ноук чам[1] брызнул на белую ткань комбинезона, растекаясь безобразным пятном, похожим на разочарование Алисы. Рыже-грязным, не смывающимся, с кривыми краями. Потом, на кухне, она пыталась застирать пятно, не понимая, от чего захлёбывается слезами на самом деле. Жалко белую ткань или свою изгаженную душу?
Рубашку ей дал хозяин дома, он же кинул комбинезон в стиральную машину, предварительно зависнув над незнакомыми кнопками. Он же пообещал пристроить сушиться ткань, и он же отзывался мурлыкающим смехом на объятия Марьяны, крутившейся рядом как кошка, требующая ласки.
Понимаете? Словно не было той ночи, будто она приснилась Алисе, точно она всё вообразила себе, а потом целый год вымывала по крупицам воспоминания о произошедшем. Не слышала шёпота: «Безумная, моя, моя», и не видела тот синий-синий взгляд, обезумевший, открытый. Не чувствовала на своих губах его губы и не запомнила их навсегда, до чёртового скончания веков.
Алиса обречённо плелась за Арттери, отмечая краем сознания, что большие руки в полупрозрачных веснушках мягко лежат на её талии, обхватывая почти целиком, а макушку окутывает мужское дыхание. Всё, что запомнила Алиса – захлопнутую дверь спальни, где скрылся Саша, уводя за собой довольную Марьяну. Щелчок двери, разбивший ей сердце. Снова.
И если бы поцелуи Арттери были напористей, развязней, откровеннее, Алиса бы уступила, с радостью признав поражение. Но ласковые, деликатные движения губ человека-медведя поднимали бурю протеста в её сердце. Разве заслужила она вот эти ласкающие, мягкие руки? И тёплое дыхание у шеи? И срывающийся шёпот, как удары набата в голове?
– Элли, – она слышала мягкий голос, так её ещё не называли, финский вариант сокращённого имени Элис. – Расслабься, не волнуйся, я не сделаю тебе плохо. Не обижу тебя. Элли, ты напряжена, я массажист, доверься мне.
Алиса уснула раньше, чем закончился массаж, а проснулась в той же рубашке, что дал ей Саша. Вряд ли она забыла секс с Арттери, человеком-медведем, он действительно не обидел, не сделал ей плохо. Переночевал в той же комнате, раскинувшись рядом на кровати, а утром исчез до того, как она проснулась.
И сейчас Алиса не хотела видеть Арттери, а тем более колючий, прошивающий до печени льдистый взгляд Саши. Но если человека-медведя не было поблизости, то Саша сидел на высоком барном стуле и, белозубо скалясь, не стесняясь раздражения на шее, предлагал ей минералку.