Ошибки семейной жизни. Понять и исправить - стр. 30

Когда мы произносим применительно к женщине слово «стерва», мы не задумываемся о том, откуда оно взялось. Раньше оно означало, согласно всем известному «Словарю живого великорусского языка» Владимира Даля, «труп околевшего животного, скота, падаль, мертвечину, дохлятину»[27]. Некоторые женщины, хвалящиеся своей «стервозностью», возможно, не подозревают, что гордятся тем, что в них нет жизни.

Стервозность относится к категории моральной распущенности, которая может быть как сознательной, так и бессознательной. Человек сознательно взращивает в себе ростки наглости, хамства, откровенного эгоизма. Наверное, образ красивой стервы так или иначе связан с такими модными явлениями, как эмансипация, феминизм, стремлением части женщин быть выше мужчин. Стервозность сопряжена с отрицанием нравственных норм поведения, с безудержным разгулом страстей напоказ и бравадой. Легко догадаться, что все это – лишь оборотная сторона глубоких внутренних комплексов. Человеку, обладающему духовной силой, нет надобности выворачивать себя наизнанку, чтобы люди обратили на него внимание.

Все силы стервозной женщины уходят на поддержание этого имиджа и его внешних признаков – демонстративного стиля поведения, грубости и эмоциональной холодности. Образ стервы стал сейчас привлекательным, особенно для молодых девушек, тем, что помогает создать иллюзию уверенности, раскрепощенности, неуязвимости. В первую очередь им нравится хищническая хватка стервы. В «кодекс чести» этой категории женщин, в отличие от других, входят такие установки, как «бери от жизни все», «после нас хоть потоп[28]» и т. п. Брать, брать, брать и ничего не давать взамен – вот критерий выживания, который выбирают такие неосмотрительные девушки.

В рассказе Эрнеста Хемингуэя[29] «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера»[30] речь идет о «сравнительно счастливой паре из тех, которые, по слухам, вот-вот разведутся, но никогда не разводятся»[31]. Их семейная жизнь зашла в тупик, и они решили развеяться на сафари в Африке. В первый день охоты супруг неудачно ранил льва в живот, и проводникам-африканцам в сопровождении распорядителя охоты Уилсона пришлось искать залегшего в кустах хищника, чтобы добить его и тем избавить от страданий. Муж побоялся участвовать в этом рискованном действии, за что услышал от жены презрительное слово «трус». Она демонстративно изменила мужу с «не трусом» Уилсоном. Супруг сильно переживал эти два поражения и всю ночь перед очередной охотой боролся с собой, преодолевая собственные страхи. На следующий день охотились на буйвола. Уилсон, зная повадки раненого животного, хотел сам застрелить его, но Макомбер вступил в открытую схватку с буйволом. На этот раз он не боялся и стрелял с близкого расстояния, но пули попадали лишь в огромные рога буйвола и злили зверя все больше. Когда, казалось, буйвол собрался подцепить Макомбера на рога, раздался выстрел. Это стреляла жена Макомбера. Она убила своего мужа наповал. Как всегда у Хемингуэя, рассказ имеет неоднозначный финал. То ли жене хотелось все же спасти неудачника-мужа, но она случайно промахнулась, то ли она хотела доказать ему, что то, с чем он не мог справиться на охоте, доступно даже женщине. Ведь бывает, что женщине кажется правильным, чтобы мужчина, который не отвечает ее внутренним требованиям, был унижен. Из его беспомощности она извлекает для себя дивиденды. Но только до поры до времени. Пока не устанет быть двужильной и не захочет стать женственной.