Осень на краю света - стр. 6
– Володя, они печь топили? – Сапегин нисколько не горячился, осознавая свою правоту.
Капитан Сапегин внешне был полной противоположностью Федорова: худой, высокий, лысый. И поэтому спор двух этих людей со стороны выглядел весьма естественно, даже закономерно: чего еще ждать от противоположностей? Участковый долго подбирал ему соответствующий персонаж из кино – казалось, что Сапегин отчетливо похож на кого-то, но сравнение постоянно ускользало… И вот сегодня утром внезапно осенило: да просто вылитый Кальтенбруннер из «Семнадцати мгновений весны», только с бритым черепом.
– Топили! – согласился участковый. – Но в одном из двух помещений. Дверь между ними закрыта была.
– Отравление угарным газом подтверждено?
– Предварительно.
– Все. Что тебе еще надо?
– Икону мне надо.
– У сторожа она. У Томина.
– Гениально! У него ключи от церкви и без того были. Он эту икону мог украсть сто раз.
– Узнал от приехавших специалистов истинную цену – вот крыша и поехала от жадности.
– Знаешь, сколько ему лет?
– Ну правильно, решил перед смертью гульнуть на полную. Или в наследство передать.
– Нет у него никого.
– Не все так просто, товарищ капитан. Ты ведь знаешь, что он на старости лет пытался усыновить ребенка из вашего местного детдома?
– Ну, знаю, – недовольно скривился Федоров.
– Комиссия ему отказала?
– Да не было никакой комиссии. Сказали: не суйся – и все дела.
– А что так? – ехидно сощурился Сапегин.
– Да вот так вот…
Федоров отошел к окну. Стекло четко, во всех подробностях отражало обстановку кабинета, а улицу, наоборот, размывало, корежило в потеках дождя. Смутные образы: деревья, фонари, низкие тучи, похожие на грязное стеганое одеяло – как на картинах импрессионистов. Поздно уже, совсем ночь. Стоянка перед сельсоветом вся в лужах, и одинокая «девятка» следователя Прокуратуры Сапегина у бордюра. Упрямая осень в этом году, ранняя, тягучая, как затяжная болезнь. Раскисла от непогоды земля, даже в редкие солнечные дни не просыхает. И к утру опять поднимется липкий туман. За спиной Федорова торопились-тикали старые часы в массивном деревянном корпусе. Их отражение суетливо поблескивало качающимся маятником. Нашел на свалке, починил, повесил в кабинете: раз в полчаса тоскливо бьют, отсчитывая время жизни. Не переубедить Сапегина, будет мурыжить Томина до упора, пока не надоест. А Иваныч… характер у него сложный, мягко выражаясь – чего-нибудь учудит в отместку. А деревня без Иваныча будет совсем уже не та…
– Томин этот вообще-то, как я понял, тип еще тот, – будто подслушал мысли коллеги Сапегин.