Осень на краю света - стр. 19
– Это что?
По всей поверхности трубы были выгравированы еле видные надписи.
– Благочестивые письмена.
– Понятно.
Юрий Григорич посмотрел через трубу на абажур и вернул владельцу.
– Будем считать, что сам виноват, – подвел итог.
– Правильно, – согласился отец Димитрий, бросив оружие обратно в кресло.
– Ты меня к Иванычу притащил?
– Ну а кто еще?
– Как узнал, что я у него?
– Я тут уже второй день. Видел.
– Ты из-за иконы?
– Из-за нее. Буду искать.
– У вас там милиции не доверяют?
– Кто в России милиции доверяет?
– Верно.
С кухни доносились звон и плеск – дед, видимо, мыл посуду. Юрий Григорич снова глянул на окно: светло вроде. Утро уже как минимум. Хотя горящая люстра давала полное ощущение ночи. И почему-то казалось стыдно спросить время.
– Полдесятого, – сказал отец Димитрий.
– Долго я тут…
– Выспался зато.
На кухне у Федора Иваныча резко пахло жареным луком. Старик стоял у плиты, перемешивая в сковороде крупно нарезанную картошку. Плита была старая, советская, с конфорками, похожими на воронки – над ними колыхались крупные, как лепестки цветка, язычки газа. При свете дня кухня выглядела еще более обшарпанной: пузатый холодильник с ручкой-скобой, радио с погнутой телескопической антенной, белый крашеный буфет с мутными стеклами в дверцах, стол с драной скатертью. В такую обстановку луковая вонь вписывалась уместно и даже органично. Дверь, ведущая на терраску, выкрашена светло-салатовой краской: вся поверхность в глубоких продольных трещинах и потеках копоти.
– Очухался? – ворчливо поинтересовался Иваныч.
Он был одет в потрепанную клетчатую рубаху с дырками на локтях и обвислые брюки военного образца. Юрий Григорич заметил на вешалке возле двери свое пальто: кашемир был рыжим от грязи, к спине прицепились листья и даже ветки.
– Ты что, волоком меня тащил, что ли? – пробурчал Юрий Григорич, не оборачиваясь.
– Временами, – откликнулся отец Димитрий.
– Здравствуй, батюшка, – поздоровался старик.
– Будь здоров.
– Прошу к столу.
Картошка оказалась очень вкусной, крупные полукружья лука сочно хрустели на зубах. Юрий Григорич морщился: каждое движение челюсти больно отдавалось в ссадине. Прикрытый грязной тюлевой занавеской, на подоконнике стоял горшок с бегонией, один лист растения прилип к сочащемуся испариной стеклу. За окном, похоже, опять начался дождь.
– Ну расскажи, обо что это ты так приложился? – поинтересовался старик.
– Чего? – не понял Юрий Григорич.
– Котелок обо что повредил? – Иваныч для ясности постучал себя по голове.
– Я не стал его расстраивать, – пояснил отец Димитрий.
Он сидел у стены, рядом с холодильником. Ел картошку медленно, боялся обжечься. Света на кухне было много, поэтому Юрий Григорич наконец смог разглядеть его глаза: голубые, несколько блеклые, но очень внимательные, колючие.