Ориентиры - стр. 30

— Спасибо, — так и подмывает узнать у Соколова, куда запропастился его друг, но я прикусываю язык. Не хочу давать лишних поводов Паше подшучивать.

Последние аккорды взрывают нас обоих. Движения становятся резче. На последней секунде Соколов вжимает меня в себя. Слишком близко, я против таких танцев.

Не успеваю ни вдохнуть, ни произнести мигом появившуюся в голове речь о пристойном поведении, как ощущаю легкое прикосновение губ. Уворачиваюсь, поцелуй мажет по щеке, а меня начинает трясти от ужаса.

Я толкаю Пашу в грудь. Какого черта он делает? Решил таким образом отомстить за все наши перепалки? Это низко и мерзко, на нас смотрит добрая половина коллег. Тяжело дышу. Я готова разрыдаться, потому что прекрасный вечер превращает в омерзительный. Родина нет, Соколов сходит с ума, а я против воли превращаюсь в изменницу.

Разворачиваюсь резко, пользуясь Пашиной растерянностью, и бросаюсь к клатчу, который остался на стуле. Дрожащими пальцами достаю телефон и вызываю такси. Нет, к черту этот день, он определенно отвратительный.

— Алён, стой! — Соколов несется за мной, а я бегу прочь из ресторана, наплевав на обещание Жене дождаться его. Домой ко мне приедет лучше, но здесь ни на секунду не задержусь. Злость кипит внутри, повышая температуру в теле. В глазах рябит от головокружительной ярости — замираю ненадолго, но этих секунд хватает Пашке, чтобы догнать меня.

Соколов хватает меня за запястье и насильно разворачивает лицом к себе. От прикосновения внутри взрывается негодование, горячей лавой расплескивается вокруг, врезается в Пашку, но он только смотрит на меня пристально и дышит тяжело, жадно, словно пытается надышаться про запас. Будто задохнется, если меня отпустит.

— Я хочу уйти, — рычу и дергаю рукой, но куда там с силой опера тягаться. Соколов тянет меня на себя и перехватывает ладонями плечи, несильно встряхивает. — Отстань, Паш! — не оставляю попыток сбежать, силюсь высвободиться — тщетно.

— Не отстану. Сбежишь — глупостей наделаешь.

— А так их наделаешь ты! — рычу от бессилия и часто моргаю, потому что в глазах щиплет от внезапно подступивших слез. — Какого хрена ты целоваться полез? — не сдерживаюсь и все же спрашиваю. Какого черта мне это интересно? Забыть, вычеркнуть и надеяться на благоразумие Паши.

— Алён, — обреченный вздох не сулит ничего хорошего. Большие пальцы гладят голые плечи, и я только сейчас понимаю, что замерзла и теперь дрожу, потому что руки у Соколова слишком горячие, будто он специально подстраивается, чтобы меня отогреть. Смотрю в бессовестные глаза, в которых ни капли вины и целое море обожания, и невольно содрогаюсь. Не может быть. Он набирает в легкие воздух, чтобы сказать оглушающую правду. Хочу исчезнуть или хотя бы зажать ему рот ладонью, но не дотягиваюсь даже до груди, потому что он все еще меня держит.