Ориентиры - стр. 26
— Боишься, что приворожу? — вздергиваю бровь с вызовом.
— Я и так уже, только кровь зря переводишь, — пожимает плечами, завуалированно признаваясь в симпатии. Вот как так можно? Все только что было хорошо, а теперь летит в пропасть со скоростью звука. Не нужны мне эти слова. Не от него хочу их слышать, а сейчас все ощущается так, словно меня с маниакальным удовольствием раздирают на части.
— Полотенце над раковиной, — бросаю холодно и сбегаю обратно, ощущая себя набитой дурой.
И зачем только задала глупый вопрос? Все же ясно как белый день, а так в очередной раз над собой поиздевалась. Мы с Соколовым одинаково побитые: я безответно люблю Родина, он — меня. Это даже не треугольник, это чертова прямая, в которой мы пытаемся дотянуться до желаемого.
Закидываю продукты в кастрюлю, заливаю водой и ставлю на медленный огонь. Проходит мучительно долгих десять минут, в которые я успеваю протереть пыль на кухне и дважды вымыть идеально чистый стол, прежде чем мужчины зовут принимать работу.
Я вхожу в ванную, там и правда нет никакого потопа, даже следов воды нет, потому что Соколов стер все тряпкой. Даже сомнений не остается, что это его рук дело, не постороннему же человеку подобным заниматься.
— Ну, смотри, хозяйка, — кажется, что ничего и не изменилось. Такой же полотенцесушитель, который у меня и был, такого же металлического цвета. Он уже теплый, вода быстро набирается.
— Спасибо вам за помощь.
— Да брось, — машет рукой. — Обращайся, если вдруг что, — он оставляет на тумбочке в прихожей визитку и, попрощавшись, уходит.
Мы остаемся вдвоем. Напряжение взвинчивается вмиг. Пружина натягивается, готовая лопнуть. Мое терпение трещит по швам. Пашка не вламывается в мое личное пространство, но я остро ощущаю желание сделать это.
— Дашь мне полотенце? И надо бы вещи просушить, — он стягивает свитер, оставаясь, слава богу, в майке, но мне все равно достаточно, чтобы залюбоваться рельефными плечами и забитой рукой с вязью узоров. Как-то я раньше не придавала значения татуировке, будто ее и не было вовсе, но она точно старая, а еще нуждается в коррекции — края немного поплыли. Все равно выглядит красиво.
— Ага, — быстро достаю из шкафа большое темное полотенце и отдаю Паше. — Я пока закончу с ужином.
Соколов не комментирует, молча скрывается за дверью ванной, а я жадно хватаю воздух ртом, потому что уже перебор. Наше напряжение не распаляет предвкушение, за которым последует наслаждение. Оно пугает до чертиков, потому что я не знаю, чего ожидать в следующую секунду, и не понимаю, почему мы все еще продолжаем держаться бок о бок.