Ориентиры - стр. 10

— Ты охренительно кончаешь, малыш, — улыбка шальная его губы растягивает. Пашка отстраняется, оставляя после себя холод и слабые импульсы, напоминающие о пережитом удовольствии. — Расслабься, — подмигивает, упираясь в меня головкой.

Соколов уже голый — когда только успел раздеться? — и я пялюсь, с восхищением отмечая широкий размах плеч, живот с едва заметными кубиками и мощные бедра. Он как картинка: можно смотреть и нельзя трогать. А я была бы не прочь по мышцам пальцами пройтись.

Приподнимаюсь на локтях. Хочу наблюдать за процессом. Тяну ладонь к Соколову. Он цыкает и отмахивается от протянутой руки. Целует снова так, что в обморок грохнуться впору, потому что невозможно одному человеку столько страсти и отчаяния в соприкосновение губ вложить.

— Нет! — протестую, когда Пашка меня под бедра подхватывает и переворачивает на живот.

— Сама виновата, — хрипит на ухо Соколов, телом своим в кровать меня вдавливая. — Расслабься, милая, — мочку нарочно губами задевает. — Ты маленькая для меня.

— Значит, у тебя не только самомнение гигантских размеров? — усмехаюсь и утыкаюсь лбом в покрывало. Я достаточно мокрая и пьяная, меня ничем не напугаешь. Поэтому я глубоко вздыхаю и только мычу, когда Соколов заполняет собой.

Чувство иррациональности происходящего не отпускает. Пашка шлепает по ягодицам. Вскрикиваю, дергаюсь, но руки тут же на талию ложатся и не дают пошевелиться. Соколов не торопится, смакует момент, и я затихаю, позволяя ему наслаждаться. Сама тоже тону в похоти, так до конца и не выплыв после первого оргазма.

— Ты чертова кошка, — хрипит, плавно наращивая амплитуду. Неторопливо входит, вынуждая почувствовать каждый сантиметр, и до невозможного медленно выходит, почти лениво толкаясь обратно.

Захлебываюсь в его нежности. Она такая искренняя, что сразу в сердце попадает и контрольным выстрелом в голову летит. Пашка настоящий, отдает себя в попытках меня вылечить. А я нагло беру, пользуюсь, заполняя себя им без остатка. Имя опять пробую, нас обоих доводя до исступления, потому что с новыми толчками в душе что-то отзывается.

Я больше не пытаюсь навстречу двигаться — позволяю себя трахать так, как Соколову хочется. Стоны только громче становятся, и шлепки наших тел хлесткие, будто мы в борьбе сталкиваемся, заранее проиграв друг другу. Пашке нравится подавлять, но он удивительно не ломает, а всю ответственность себе забирает, оставляя концентрированное наслаждение.

Соколов собой заполняет весь мой внутренний мир. Лопатки кусает до боли, едва не выгрызая из меня привязанность к Родину. Тянет за волосы к себе и губы жалит поцелуем. Языком во рту моем хозяйничает, не давая вдохнуть. Задыхаюсь Пашкой, его слишком много. Он напористый, останавливаться не хочет, сильнее вдалбливается с каждым размашистым движением.