Орел расправляет крылья - стр. 46
Я снова отблагодарил доброго человека изрядными подарками и вступил с ним в активную переписку, результатом которой стали пять сотен дворянских и боярских новиков, уже третий год проходящих службу в голландском военно-морском флоте. Я рассчитывал, что через пару-тройку лет к трем-четырем тысячам матросов, кои у меня образовались из крестьян, «запроданных» иноземным капитанам торговых судов, у меня появится и кое-какой офицерский состав, так как штатгальтер милостиво согласился обучить наиболее толковых из числа этих пяти сотен еще и навигации и штурманскому делу.
Как докладывал мой агент в Соединенных провинциях, к настоящему моменту больше половины уже успели и до голландских заморских колоний смотаться. Так что и океанских плаваний ребята попробуют… Ну и изрядное число корабельных мастеров, трудящихся на трех моих морских верфях. Последней же по сроку договоренностью были полторы тысячи таких же дворянских и боярских новиков, сейчас плывущих в Амстердам, дабы поступить на службу в самую на данный момент эффективную в Европе голландскую регулярную армию.
И моряки, и будущие солдаты были набраны из новиков, которым, согласно утвержденному мною «Уложению о дворянской и боярской службе», поместья пока не светили. Ибо в соответствии с этим уложением на поместный оклад могли претендовать лишь те дворяне и дети боярские, кои уже успели поучаствовать в каких-нибудь реальных боях и сражениях. То есть показать себя. Что было, как это ни странно, вполне в духе традиций… А последнее крупное испомещение состоялось как раз по итогам Южной войны, когда почти семь тысяч молодых дворян и детей боярских получили новые земли вокруг городов-крепостей бывших засечных черт – Орла, Курска, Белгорода, Воронежа, Тамбова и Царева-Борисова. Во многом потому, что это был лучший способ заселения этих плодородных земель, вследствие постоянной угрозы крымских набегов пока лежащих «впусте». Нет, неиспомещенные земли, считающиеся черносошными, я также потихоньку собирался заселять, но пока идефиксом у меня была Сибирь.
Кстати, тут я провернул и одну авантюру, мобилизовав на помощь как купцов, так и заметную часть изрядно разросшейся и охватившей уже почти три десятка городов Митрофановой секретной службы. Короче, буквально на следующий год после окончания Южной войны в Полесье, на Волыни и на Подолье, изрядно разоренных во время подавления рокоша Забжидовского и сильно нагнутых униатским священством, спешившим выслужиться перед своими католическими хозяевами, начали усиленно циркулировать слухи о том, что-де под русским царем крестьянству живется не в пример лучше и сытнее. Вернее, такие слухи зародились гораздо раньше, сразу после закончившегося пшиком похода Самозванца, во время которого польская шляхта была посрамлена не столько даже на военном поприще, сколько на поприще религиозном. Тогда обо мне впервые пошло множество слухов, естественно, немалую их долю составляли те, что ходили по Руси о моей Белкинской вотчине. Но они – то циркулировали, то затихали, вновь возрождаясь во время новых громких побед царя – избранника Богоматери, каковым русского государя теперь стали считать буквально все православные, а потом снова затихая. Но в этот раз эти слухи возникли вроде как безотносительно какой-либо причины.