Опыт моей жизни. Книга 2. Любовь в Нью-Йорке - стр. 40
Помню, когда дедушка лежал в госпитале, приходили монашки, они работали волонтерами. Может, хоть в госпиталь, волонтером?..
– Осторожно! Двери закрываются! Следующая станция: «Смоленская»! Переход на Арбатско-Покровскую линию….
Невзначай, мелькнет мираж, как будто ни с того ни с сего – и мне легче! Моментально и значительно легче! Теплей на сердце. Пусть мне остались одни только мечты… Но хоть мечты-то остались!
Добраться до госпиталя в таком большом городе, как Нью-Йорк, занимает век. Найти в этом госпитале того, кто набирает на работу волонтеров, занимает четыре века. После того, как я оббегала все этажи Бэс-Исроел-госпиталя на Первой авеню по четыре раза и, побывав в четырех тысячах кабинетов, переговорила с четырьмя миллионами клерков, я наконец услышала реальный ответ:
– Спасибо за предложение, это очень трогательно с вашей стороны. Однако волонтеры нам не нужны.
Монашек брали волонтерами, это я точно помню. Со мной даже разговаривать не хотят. Неужели даже на дармовой труд я не пригодна? Не понимаю, ничего не понимаю…
Еду в сабвее. Домой. А куда же? Напротив меня сидит мужик, жрет что-то пахучее на весь вагон. Поев, вытер руки бумажной салфеткой, бросил салфетку на пол. Разовую посуду вместе с объедками положил на пол, себе под ноги, прямо там, где сидел. Все сидят вокруг, хоть бы кто бровью повел. Как будто вовсе ничего не происходит. У нас, если я кому и расскажу об этом, просто-напросто не поверят. Скажут, что я преувеличиваю или сочиняю.
Вот бомж, сидевший в конце вагона со всем своим тряпьем и мешками, двинулся в центр, раскидал все свои вещи на полу. Посмотрел на них, полюбовался, затем решил усесться прямо на полу, на своих раскиданных тряпках. Ноги в ссадинах, весь грязный, сидит, всю дорогу сам себе под нос что-то приговаривает. А все си-и-и-дят, как будто этого бомжа и вовсе не видят. Отчего это здесь так много сумасшедших на улицах и бомжей? В Союзе таких у нас вовсе не было.
Не было? Или ты об этом не знаешь?
Другая – китаяночка – сидела-сидела, вдруг достает из сумочки крем и начинает смазывать свои руки, ноги. Нормально? Снимает так туфельку, задирает ногу и растирает крем – от щиколотки к колену, заново выжмет из тюбика и – от колена дальше, под платье, при всем честном народе. Никакой реакции, ни на одном лице! Как будто они все из камня сделаны. Си-и-дят. А эта, растерев ноги, теми же руками пошла и лицо мазать. Хрен с тобой, тебе на всех наплевать, но лицо-то – твое! Кто же после ног, не вымыв руки, лицо трогает?!