Ополченский романс - стр. 12
Пришлось проехать ему по ногам.
На миг возник нелепый страх, что человек сейчас вскрикнет и начнёт ругаться.
Пробитые колёса издавали разнообразные шумные звуки: свиристели и будто хлестали разлапистыми крыльями по дороге.
Всё мнилось, что за автомобилем кто-то на многочисленных ногах бежит, – посматривал в зеркало: нет, только чернели изуродованные джипы.
Дорога была белая, в нетронутом снежке: по ней за всё утро ещё никто не проезжал.
Из расстрелянных окон дуло, и в салоне кружились снежинки.
Он ожидал, что скоро понесутся навстречу машины: военные, медпомощь, – его остановят, будут допрашивать, цветы тем временем совсем помёрзнут и повянут…
Но странным образом никто не появлялся.
Блокпост на въезде в город тоже оказался пуст: впервые за последние полгода.
Так и докатил.
Вид машины с пробитыми колёсами и без стёкол не слишком удивлял редких прохожих. За минувшие месяцы они видели сотни таких машин; и в каждом дворе ржавело по дюжине: с драными бортами и вывороченными капотами.
Заглушил мотор. Бережно взял цветы и шампанское, вышел под мягкий снег.
Подумал: закрыть машину, или не стоит? Всё-таки закрыл: зачем отвыкать от прежних привычек.
Поднялся, постучал, открыли.
Всплеснула руками: ой, цветы, ой, шампанское.
– Выйдешь замуж? – спросил сразу; голос всё не возвращался, словно спрятался где-то внутри.
– Куда выйти? – напугалась она. – Я ж и не одета совсем, господи. А чего у тебя кровь?
– Замуж выйдешь? – повторил снова, чуть твёрже.
– Выйду, выйду, конечно, – наконец расслышала она. – Ты чего весь в стекле-то?.. Милый ты мой, непутёвый…
– Путёвый, – сказал.
И вдруг добавил, вдыхая тёплый вкусный воздух:
– Курицей пахнет у тебя.
Шахта
Надо было брать весь город, пока не пришли военные.
Много военных и много техники, как в Харькове.
И пока не приехали ультрас.
Много ультрас, и с оружием, как в Одессе.
Администрацию в городе тогда уже взяли, а здание милиции – нет.
Засылали своих ходоков через знакомых ментов – предлагали оставить здание миром – но главный милицейский начальник тянул время и выгадывал: а вдруг всё переменится.
Здесь явился Лютик и говорит:
– Всё, капец. Немцы в городе.
Самого Лютика было ничем не напугать, но выражался он так, словно нарочно сеял панику.
Весил Лютик сто с гаком туго перевитых жилами килограмм, а позывной ему дали от слова “лютый”.
“Немцами” уже тогда называли враждебных украинцев с той стороны.
– Где? – спросил Лесенцов, позывной “Комбат” – хотя никаким комбатом он не был.
Лютик назвал адрес. Самая окраина города.
– У меня там дружок живёт, одноклассник, – пояснил Лютик. – Его дом как раз напротив.