Операция прикрытия - стр. 1
© Э. Хруцкий (наследники)
© ИП Воробьев В.А.
© ИД СОЮЗ
По земле катилась война. Шел сорок четвертый. Каждый день приближал Красную армию к рубежам Советской страны. Немцы, сопротивляясь, отступали в глубь Европы.
А в Берне было туманно и тихо. Ветер с Ааре нес запах сетей и рыбы.
Он разгонял туман, этот ветер, запутавшийся в узких Шпитальгассе, Марктгасее и Крамгассе.
Раннее утро – любимое время детей. Школьники до занятий спешили покормить медведей, живших на берегу реки. Дети покупали в лавочке морковь и угощали зверей, смешно встававших перед ними на задние лапы.
Человек, спустившийся к реке, тоже купил несколько морковок. И, бросая их животным, подумал, что за две такие морковки он в лагере для военнопленных вербовал нужного ему агента.
Где-то в старом городе мелодично запели часы. Они именно не звонили, а пели. И звук их несся над домами предвестием мирного и счастливого полдня.
«Пора». Поднявшись по ступенькам набережной, человек сел в маленький, почти игрушечный вагон трамвайчика, напоминавшего ему детскую железную дорогу в его родном Мекленбурге. Вагончик медленно полз по улицам, огибая многочисленные фонтаны. Возле «Цайт глоксентрум» – башни с часами – человек вышел из трамвая. Его ждали у здания ратуши, чем-то напоминавшего ему старинный русский терем, какие он видел в Смоленске.
У самого большого и нарядного фонтана, перебросив светлый плащ через плечо, опираясь на трость, стоял Алекс. Он был постоянен, как и подобает настоящему британцу. А потому носил в Европе только твид. На этот раз костюм был песочного цвета.
Колецки не любил твид. Он чем-то напоминал ему тяжелый форменный мундир. Вырываясь из Германии в нейтральную тишину, он надевал легкую фланель, в которой чувствовал себя человеком, уехавшим на отдых.
Алекс увидел его и поднял трость, коснувшись набалдашником твердых полей шляпы. Эта немного фамильярная манера завсегдатая лондонского Сохо поначалу коробила Колецки. Он, оберштурмбаннфюрер СС, был старше на два звания англичанина, у которого числился на связи.
– Привет, Алекс, – Колецки приподнял шляпу.
– Здравствуйте, мой дорогой Герберт, – Алекс улыбнулся одним ртом.
Глаза его, пусто-светлые, по-прежнему смотрели цепко и настороженно.
– Вас учили улыбаться в вашей хваленой школе? – съязвил Колецки. – Поучились бы у американцев. Люди Даллеса, например, улыбаются так, словно встретили родного брата, вырвавшегося из тюрьмы.
– По тюрьмам специалисты вы, немцы, а американцы молодая нация. Молодая, веселая и богатая. Мы, англосаксы, слишком плотно вжаты в рамки тысяч условностей. Это наше бремя, которое мы стараемся нести с гордостью. Зато мы внимательны к друзьям. У вас в отеле уже стоят три упаковки «Принца Альберта». Кажется, это ваш любимый табак?
– Вы очень внимательны ко мне. Кстати, почему вы не курите трубку, как истинный британец?
– Слишком традиционно – улыбка, твид, трубка. В этом что-то от колониализма.
Колецки засмеялся:
– Может быть, вы и правы.
– Пройдемся, центр города подавляет меня обилием фонтанов.
Они пошли вниз по Крамгассе. Постепенно исчезли нарядные вывески магазинов, контор, ресторанов. Вторая половина улицы была нашпигована мелкими лавочками, кустарными мастерскими, складами.
Элегантный Берн предстал своими задворками. Дома, иссеченные временем и непогодой, устало жались у тротуара.
– Я люблю такие места. – Алекс закурил сигарету. – Анатомия города! Вернее, анатомический атлас. Там, наверху, внешняя, показная часть Берна. Как у человека – глаза, нос, брови, кожа. А здесь, внизу, его чрево – истощенное сердце, изрытая печень. Эти развалины могут больше сказать о городе, чем его фасады.
Колецки усмехнулся про себя. Что знает этот самодовольный англичанин о развалинах? Развалинах тех городов, где сожжены и окраины, и центр, где люди боятся выглянуть из подвалов. «Анатомия города!»
Они спустились к мосту Нидербрюкке, пошли вдоль реки. Вода в Ааре была желтой и мутной после дождя. Пенные барашки возникали у быков моста и разлетались, донося брызги до берега.