Опасное лето - стр. 12
По словам Руперта Белвилла, прибывшего в «Консулу» в сером, похожем на жука «Фольксвагене», за руль которого ему с его почти двухметровым ростом втиснуться было труднее, чем в кабину истребителя, все ожидали увидеть нас в Хересе, где Антонио выступал третьего мая. Антонио же сказал им:
– У Эрнесто своя работа, у меня своя. Мы встретимся в Мадриде в середине месяца.
Вместе с Рупертом приехал Хуанито Кинтана. Я спросил его, как дела у Антонио.
– Лучше не бывает, – ответил Хуанито. – Он сама уверенность. Полностью подавляет быков. Но это нужно увидеть самому.
– Какие-то проблемы?
– Нет, ничего такого.
– Как он убивает?
– Заходит сверху, с идеальным перекрещиванием. В первый раз мулету держит очень низко, если ударит в кость, в следующий раз чуть опускает клинок. Ненамного, совсем чуточку, чтобы попасть в артерию. Он нашел способ, при котором шпага держится высоко, и бьет как полагается, едва появляется шанс, но при этом научился обходить кость.
– Как думаешь, мы не ошиблись на его счет?
– Нет, омбре, нет. Он хорош, как мы и предполагали, и перенесенные травмы нисколько его не охладили, только закалили.
– А Луис Мигель?
– Эрнесто, я не знаю, что из этого выйдет. В прошлом году в Витории он дрался с серьезными быками, настоящими Миура, хоть и не такими, которые были в наше время. Хорошие были быки, и он не смог с ними справиться. Они его подавили, а он к этому не привык.
– Он участвовал в корридах, где быкам не подпиливают рога?
– Не часто. Может быть, пару раз.
– Он в хорошей форме?
– Говорят, в замечательной.
– Что ж, тем лучше для него.
– Да, – ответил Хуанито. – Но Антонио – настоящий лев. У него было одиннадцать серьезных ранений, и после каждого он становился только лучше.
– Да, примерно раз в год, – сказал я.
– Точно раз в год, – ответил Хуанито.
Я три раза постучал по стволу ближайшей большой сосны. Ветер яростно раскачивал верхушки деревьев, и так продолжалось всю весну и все лето в дни корриды. Я не помню другого такого ветреного лета в Испании, и никто не помнил, чтобы быки за один сезон нанесли столько тяжелых увечий.
Я считаю, что большое число раненых матадоров в 1959 году объясняется, во-первых, ветром, который делает беззащитным человека, работающего с плащом или мулетой, оставляя его на милость быка, а во-вторых, тем, что все матадоры соперничали с Антонио Ордоньесом и пытались делать то, что делал он, невзирая на ветер.
Без соперничества коррида ничто. Но в столкновении двух великих матадоров оно превращается в смертельную дуэль. Если один из матадоров освоил прием, который больше никто не может повторить, и использует его регулярно, это уже не просто трюк, а смертельно опасное представление, возможное благодаря комбинации крепких нервов, смелости, опыта и искусства. Последнее со временем лишь увеличивает опасность, и когда другой боец, не с такими крепкими нервами или меньшим опытом, попытается повторить этот прием или даже превзойти его, он будет тяжело ранен или убит. Поэтому такому матадору придется прибегнуть к обманным трюкам, а когда публика научится отличать подобные ухищрения от истинного искусства, он проиграет в противостоянии. Если к тому времени он останется жив и все еще будет способен выходить на арену, это можно считать большим везением.