Они были мелкие и золотокрылые - стр. 31
– Ну да. А чего он. Нельзя рвать волосы! Мои.
– А почему же ты удивляешься, что сдачи дали тебе? Или ты думаешь, что только тебя нельзя обижать?
Артемий пытался спорить и доказывать, что он-то ни в чём не виноват, но, во всяком случае, реветь прекратил. И на хвосты с крыльями больше не покушался.
Эдуард тряхнул головой, возвращаясь в настоящее.
– У меня своя жизнь, а у тебя своя, – говорил между тем Артемий. – Однажды ты уже сделал выбор за меня, ещё до моего рождения. До зачатия даже, спасибо. Дальше я сам!
– Отлично. Самостоятельно вылетишь из универа, потеряв возможность стать кем-то.
– Это. Не твоё. Дело! И не надо мне сейчас заливать про ответственность отца за сына. Я совершеннолетний. Я сам за себя в ответе.
– Дело не в ответственности. Понимаешь, сын, есть понятие «ты», есть понятие «я», а есть понятие «мы». И это «мы» – оно совсем другое, чем «ты» и «я». Это новое существо, неразделимое. И в нём не может проиграть один, а другой выиграть. Если выиграют, то оба. Если проиграют – тоже оба. Если одного исключат из университета… Если часть этого «мы» исключат из университета, вторая часть потеряет что-то важное, ослабнет. С другой стороны, если «мы» приложим все усилия, чтобы этого не случилось, нашему «мы» будет хорошо, оно станет сильнее. И отдельное «я» тоже…
– Что за чушь ты несёшь? – Артемий смотрел на него круглыми глазами.
Эдуард осёкся. Он и сам не вполне понял, что сейчас сказал и зачем.
– Я просто хотел объяснить тебе… – Эдуард лихорадочно подыскивал слова. Весь запал неожиданно иссяк.
– Хватит. Надоело. Ты уже достаточно испортил жизнь и мне, и матери. Не тебе разглагольствовать про какое-то «мы».
– Что ты говоришь такое? Как смеешь трогать мать? Мы были счастливы.
– А ты не думал, что останься ты на второй полосе и, возможно, даже перейди на первую – ты смог бы найти лекарство от её болезни? Там больше возможностей! Пусть бы вы не поженились, но она бы вылечилась!
– Ты думаешь, я не искал? Не доставал ей лекарства? Когда мы познакомились, ей давали года два от силы, а она прожила намного больше…
– Конечно. Ты великий спаситель! Ты всегда прав. Вот и живи сам со своей правдой, а меня не трогай! – Артемий вскочил со стула и выбежал прочь из столовой.
На тарелке остался недоеденный «жемчужный» салат.
Эдуард не стал гнаться за сыном. Он допил чай, дожевал печенье. И решил спуститься назад в парк по обычной лестнице. Что ж, в конце-то концов, чего он распереживался? Наломает шалопай дров, набьёт шишек, может, умнее станет? Может, начнёт больше ценить, что имеет?