Она принадлежит Барону - стр. 3
Михаил Николаевич подходит к своему письменному столу, снимает пальто и небрежно бросает его на спинку кресла. Расстегивает пиджак и садится.
Я так внимательно наблюдаю за каждым его движением, будто опасаюсь, что он вот-вот может меня атаковать, поэтому и пытаюсь оставаться начеку.
— Садись, — приказывает мне Барон.
Я вздрагиваю и слышу сдавленный хриплый смешок Шраменко. Он явно насмехается надо мной, над моей реакцией и наблюдает за мной так, как будто я для него глупая забавная зверюшка. Ну конечно! Наивная девочка-дурочка, которая пришла просить за своего парня. Что может быть смешнее?
Беру свой рюкзак за ручку и хочу послушно сесть на стул, но эта несчастная ручка трещит и все мои учебники вместе с конспектами вываливаются на пол. Шраменко, уже не сдерживая себя в эмоциях, начинает раскатисто ржать, явно наслаждаясь моим унизительным положением.
Чувствую, как к щекам приливает неприятный жар. Дура! Неуклюжая дура!
Присев, принимаюсь как можно быстрей складывать учебники обратно в порванный рюкзак.
Михаил Николаевич всё это время продолжает хранить молчание. Я чувствую его взгляд на себе, но до последнего не решаюсь ответить на него. Собрав всё, что вывалилось, я наконец-то сажусь на стул, а рюкзак оставляю у своих ног.
Сердце продолжает беспокойно колотиться, но внешне я изо всех сил стараюсь выглядеть настолько спокойной, насколько это вообще возможно в нынешней ситуации.
Михаил Николаевич задумчиво рассматривает меня, но его взгляд не такой неприятный, как взгляд Шраменко. Наверное, это связано с тем, что Барон не насмехается надо мной и вообще не собирается этим заниматься.
— У тебя есть ровно пять минут, — предупреждает он и откидывается на спинку кожаного кресла.
Сейчас мой выход. Проглотив несуществующую слюну, я сжимаю руки в кулаки и быстро начинаю излагать цель своего визита:
— Мой парень работал у вас автомехаником. Два года работал. Мы оба из детдома. Нам говорили, что вы можете помочь с работой. И вы помогли. За что мы вам очень-очень благодарны. Всё было хорошо. А затем… Затем Даня на днях сказал, что вы его уволили. Я учусь и пока еще не работаю. У нас теперь, кроме моей стипендии, нет больше денег. Я… Я хотела бы узнать, почему Даню уволили и… и можно ли как-то исправить ситуацию? — я резко замолкаю, переводя дыхание. Щеки мне кажутся не просто горячими, а раскалёнными.
Отделаться от чувства, что я круглая дура не получается. Шраменко теперь что-то читает у себя в телефоне и не обращает на нас никакого внимания. От этого становится немного легче, но Михаил Николаевич… Он своим спокойствием и молчаливостью лишь сильнее пугает. О чем он думает? Поможет ли? Мне так страшно. Но я держусь.