Омут - стр. 27
Денис кивнул и все же решился уточнить:
– Значит, прадед не утонул?
– С дуба рухнул? – не выдержал отец. – Что за вопросы… Болел он. Чем – не знаю, мама не рассказывала. Кстати, раз уж тебе так интересна история рода, то радуйся, что старики еще живы. Есть пока, у кого спросить. Пользуйся. Ну и мне потом расскажешь. А то действительно, что-то мать ничего не говорила. Даже фотографии сожгла…
Денис расплылся в улыбке. Выходит, Артем врал! Ни один факт не подтвердился!
Настроение улучшилось, а когда они с отцом стали тягать щук чуть ли не наперегонки, все страхи забылись. Даже вой домового ночью показался дурным сном. Денис уже предвкушал возвращение. Как заявит Артему, что все его сказки не больше, чем выдумка. Нашел тоже чем пугать! Двадцать первый век на дворе, какие домовые? Какое колдовство?
– Тщ-щ-щ!
Артем обернулся на звук и замер: папа зажимал запястье, из которого ручьем текла темная кровь. В траве валялась недопотрошенная рыба.
– Дай платок, – велел отец и с помощью сына перетянул рану. – Собирайся. Порыбачили, называется.
Большой платок в черно-белую клеточку тут же покраснел. Денис трясущимися руками собирал снасти, уговаривая папу не ждать, а бежать к людям. Но тот не соглашался:
– Что я, маленький? Как будто в первый раз нож соскальзывает.
Денис закусил губу: так – в первый раз. И сейчас было очень, очень страшно.
– Пошли, – он покидал рыбу в пакет и заторопился к дому.
Баба Матрена охнула, увидев капающую с платка кровь. Развязала узел и ахнула еще раз. Папа попросил бинт и велел Денису вызвать такси:
– В травмпункт надо. Похоже, придется зашивать.
– И ничего не придется, – баба Матрена усадила раненого на стул, принесла миску с теплой водой и большой бутылек. Денис рассмотрел надпись: «Перекись водорода 3%».
– Руку давай!
Бело-розовая пена покрыла запястье, но её тут же смыла кровь, закапавшая в подставленную плошку.
– Говорю же, в травмпункт надо!
– Истечешь, пока до своего травмпункта доедешь! Сиди, кому сказала!
И, схватив раненого за руку, наклонилась низко-низко. Денису показалось, что он видит два рта: один – бледный, окруженный морщинами, и второй – на запястье. Рана словно смеялась, тянулась навстречу бабе Матрене, и чудилось, что из пореза вот-вот высунется язык, длинный и жадный. Денис даже зажмурился, чтобы не видеть. Но стоило «лишиться» зрения, как обострился слух. Похожий на шуршание бумаги шепот ввинтился в уши, он шел отовсюду, нарастал и вскоре заглушил остальные звуки. Чтобы избавиться от него, Денис распахнул глаза. Шум стих, остались лишь тихие слова: