Омут - стр. 26
Папа достал удочки, воткнул в землю рогульки, но вдруг отложил все это и пошел к иве. Позвал сына:
– Иди, чего покажу.
– Жернов? Я уже видел!
– Ты знаешь, что мельница принадлежала твоему прадеду? А еще раньше – его прапрадеду?
– Семейный бизнес? – это было интересно. Но память тут же услужливо подбросила рассказ о договоре с водяным и утопленных младенцах. И неожиданно для себя Денис спросил:
– Пап, а у тебя старшего брата не было?
– Не было. Ни старшего, ни младшего. Ни брата, ни сестры… А почему ты спрашиваешь?
– Да так, – Денис вернулся к снастям, закинул удочку и уставился на поплавок. Над водой летали стрекозы, и рыба то и дело шлепала где-то в тени ивы.
– Один я ребенок в семье. Жаль, мама второй раз замуж не вышла. Хотя кто знает, как было бы лучше…
Некоторое время они молчали. Наконец, поплавок дернулся, и папа вытащил первую рыбку.
– Плотва, – нахмурился он. – Странно. А ну-ка… – Поменяв крючок, насадил на него свой невеликий улов и снова закинул в воду: – Попробуем щуку вытянуть. Хочешь щучьих котлет?
Денис кивнул. Не потому, что очень уж хотелось этих самых котлет. Просто он любил моменты, когда отец переставал быть очень деловым и очень занятым. Жаль, такое редко случалось.
– Пап, а почему ты мне раньше ничего о прадеде не рассказывал?
– А чего рассказывать? Высокий был, серьезный. Муку молол. Учил меня рыбу ловить, сено косить. Вот и все детские воспоминания…
Поплавок ушел под воду, и вскоре на траве извивалась крупная щука:
– Осторожнее! Без пальца оставит!
Денис знал, что отец шутит – даже у такой большой рыбины не хватило бы сил оттяпать человеческий палец. Но прокусить могла. Поэтому действовал очень осторожно.
А потом столь же осторожно вернул разговор в прежнее русло:
– Неужели больше ничего не помнишь?
Папа совсем не удивился вопросу, улыбнулся только:
– Родная кровь заговорила? Так у бабы Матрены поспрашивай. Или у Трофима. Он с дедом не разлей вода друзья были, если кто и знает что, так это он. А вот мельницу я помню.
– Как это? – опешил Денис. – Артем сказал, её в революцию разрушили.
– Больше слушай! В конце семидесятых это было. Дед-то последним мельником был, а как помер, так некому стало работать. Да и не нужно – тогда масштабы другие были.
– А как прадед умер? – решился Денис на самый главный вопрос и застыл, боясь даже дышать.
– Не помню, – папа вытащил вторую щуку и поинтересовался: – Ты за поплавком следить будешь? Или не на рыбалку пришел?
– А уехали почему? – не сдавался Денис.
– Вот почемучка-то, – усмехнулся папа. – Ладно, слушай. Я не помню, как умер мой дед, а про остальных мама не рассказывала – не до того ей было, ей надо было меня растить. Упоминала только что все Мельники в Речном наши родичи, а Власовы – из другой, побочной ветви. Почему-то она не общалась ни с кем из них. А уехала потому, что здесь для неё работы не нашлось, а в городе устроилась на ткацкую фабрику, и общежитие ей дали, и детский сад. Доволен?