Ольховый король - стр. 42
Что Артынов и теперь не считает нужным объясниться, рассердило Веронику. Идет рядом с невозмутимым видом, бросает ничего не значащие вежливые фразы! Будто полгода назад они и в самом деле расстались на балу после мазурки.
– Сергей Васильевич, – останавливаясь посередине аллеи, сказала она, – я, конечно, рада, что вы благополучны. Но должна была встретиться с вами не только для того, чтобы осведомиться о вашем здоровье.
– Слушаю вас.
Он остановился тоже. Люди проплывали мимо, как лодочки, а они стояли друг против друга, будто наткнулись на валун посреди реки.
– Доктор Цейтлин, у которого я работаю, попросил меня кое-что у вас выяснить.
Пока Вероника пересказывала просьбу Лазаря Соломоновича, Артынов смотрел ей в глаза так внимательно, что она почувствовала сильное волнение, хотя понять, о чем он думает, по его взгляду было, как всегда, совершенно невозможно. Или она и разволновалась как раз вследствие непроницаемости его взгляда?
– Желание вашего доктора вернуть мне мой, как он выразился, кошелек, совершенно мне понятно, – сказал Артынов, когда Вероника замолчала.
– Дело вовсе не в том, что он хочет избавиться!.. – горячо проговорила она.
– А разве я утверждаю, что дело в этом? Я разговаривал с ним недолго – если мое невнятное мычание перед тем, как вы дали мне эфир, можно назвать разговором, – но этого достаточно. Будучи порядочным человеком, доктор в первую очередь хочет вернуть мне дорогостоящее имущество. А во вторую очередь хочет от этого опасного имущества избавиться. Поскольку человек он, полагаю, не только порядочный, но и осторожный. Я прав?
Только и оставалось, что согласиться.
Лазарь Соломонович действительно разговаривал с Арты-новым лишь несколько минут, когда тот пришел в себя в кабинете перед операцией. Вероника вспомнила, как Сергей Васильевич говорил ей о языке тела, по которому можно многое узнать о человеке. Что ж, весь облик доктора Цейтлина и, наверное, язык его тела таков, что даже менее проницательный человек, чем Артынов, может составить себе впечатление о нем. Хотя все равно удивительно, что таковое впечатление было им составлено в почти бессознательном состоянии.
– Вероника Францевна, если позволите, я изложу свой ответ письменно, – сказал он. – А вы передадите записку вашему патрону. Можем так поступить?
– Да.
Ей вновь оставалось лишь согласиться. Он говорил только о существенном, будто ножом отсекая все остальное. Она вспомнила, как финский нож показался ей продолжением его руки, и вздрогнула. Этот человек – сама опасность. Это чувствуется даже сейчас, в весеннем парке, пронизанном ласковыми солнечными лучами и беспечными голосами духовых инструментов.