Око Тимура - стр. 28
Лукьян и воины захохотали. Иван покачал головой и рывком посадил татя на лавку.
– Смотрю, забыл ты наш давнишний уговор, паря, – тихо, с угрозой в голосе, произнес он. – На Иванку наезжать начал, на деда… Что, думаешь, их защитить некому? Придется поведать кой-что о тебе Милентию-старцу…
– Смилуйся, батюшка! Век буду Бога молить.
– Тамбовский волк тебе батюшка! А молитв ты, я думаю, и не знаешь вовсе. Так что, в прорубь тебя, Федор, в прорубь.
– Дак я ж поведал все…
– Хотя…
Иван вдруг задумался. Всплыла в голове его вдруг одна хитроумная комбинация, которая все никак не хотела раньше выстраиваться – не было подходящих людей, а вот теперь вроде бы…
– Вот что, паря… Боярыню Руфину знаешь?
– Это у которой мужа убили?
– Ее. Так вот, завтра передашь ей одно письмецо… Не ей, так вознице ее, он, кажется, тезка твой. И дальше будешь действовать, как она скажет, и Боже тебя упаси…
– Понял, все понял, дядько, – обрадованно закивал тать.
Поднявшись с лавки, Раничев потянулся. Глянул на хлебающих вчерашние щи воинов.
– Пора и домой, ребята.
Воины облизали ложки, взяли стоявшие в углу копья.
– Вот что, Ипатыч, – на пороге оглянулся Иван. – Стопил бы ты завтра баньку.
Старик улыбнулся:
– Стоплю, чего ж, коль помыться охота.
– Да есть у нас, кому мыться, – хлопнув по плечу Лукьяна, хохотнул Раничев. – Разве уж только под вечер и самому попариться…
На улице все так же брехали за глухими заборами псы, и сияли звезды, и бледно луна светила тусклым оранжево-желтым светом. На двор Елизара Конопата добрались без приключений, даже никого по пути и не встретили – шильники и в самом деле в Чертолье шалили реже, тем более сейчас, под утро.
– И где только шлялись-то? – самолично открывая калитку, недовольно пробурчал Елизар. – Мы уж спим давненько.
– Знаю я, как вы спите, – отворачиваясь, неслышно прошептал Иван…
Войдя в людскую, перво-наперво разбудил Авраамку, зашептал, чтоб не услыхал похрапывавший на соседней лавке Софроний:
– Латынь ведаешь ли, парень?
– Латынь? – Аввраамка – длинный, сутулый, нескладный, с разлохмаченными, как сорочье гнездо, волосами – спросонья захлопал глазами. Потом посидел немного, кивнул: – Ведаю. Чего написать?
– Вот профессионал! – изумился Раничев. – Средь ночи толкни – уже готов к работе. Вот как сделаем, Авраамушка. Ты мне приборы писчие дай, я уж сочиню, как смогу, письмишко, а ты его перебели по-латыни, а черновичок сожги немедля.
– Понял, – кивнул писец. – В суме у меня и чернильница с перьями, и пергаменту кусок изряден.
– Ну тогда еще покемарь немножко. Как напишу – толкну.