Океан на двоих - стр. 2

– Вот почему у него квадратная голова.

– Ага. Если нажмешь на нос, он выдаст талон на парковку. Ну что, открываем дом?

Я иду за ней к двери. Солнечный свет плещется в ее светлых волосах – и в них проблескивают седые нити. От этих свидетелей времени у меня щемит сердце. Когда сестренка была перед глазами каждый день, она не менялась. Но теперь с последней нашей встречи прошло пять лет, и Агата вдруг стала взрослой.

– Не знаю, куда я задевала ключ.

Она вытряхивает сумку на коврик, длинный бронзовый ключ лежит среди пачек жвачки и сигарет.

– Вот он!

Мне бы хотелось, чтобы его там не было. Чтобы мы не смогли войти и ушли, отказавшись от этой затеи. Мне бы хотелось никогда не предлагать сестре приехать сюда в последний раз, пока дом еще не принадлежит другим людям, и провести здесь отпуск, как раньше, в детстве, каникулы. Хотелось бы так и не узнать, каково это – открыть дверь и не услышать голоса бабушки, требующей разуться.

Агата опять обкакалась в ванне. Ее какашки плавают вокруг меня. Мама кричит и вытаскивает ее из воды. Она часто кричит с тех пор, как появилась Агата.

Когда папа приходит с работы, мама рассказывает ему, что случилось. Он смеется, и она смеется тоже. А я ласкаюсь к ним.

Завтра я пойду в школу. Надеюсь, попаду в один класс с Сесиль, а не с Марго. Она такая воображуля со своими длинными волосами, и еще она сказала мне, что я дура, раз не умею кататься на двухколесном велосипеде.

Я тоже хочу длинные волосы, но мама не разрешает. Она говорит, что слишком трудно их мыть, потому что у меня кудри. Она коротко стрижет их большими оранжевыми ножницами. Когда я вырасту, у меня будут длинные волосы, как у Марго.

14:35

Не успела я ступить в дом, как заревела сигнализация. Слезы от этого сразу высохли. Эмма подпрыгнула, как попкорн на сковородке, и заткнула пальцами уши. Надо запомнить на будущее: если соберусь кого-то грабить, не стоит звать сестру в напарницы.

Я набираю код. Мима сказала мне его, когда ее положили в больницу, чтобы я приходила кормить кота.

8085.

Годы рождения двух ее внучек.

Я открываю ставни внизу, Эмма наверху. Я поднимаюсь в спальню Мимы и нахожу сестру застывшей у комода. Шкатулка для украшений открыта и пуста. Эмма качает головой:

– Очевидно, паркомат вспомнил, что у него есть мать.

– Дорого бы я заплатила, чтобы увидеть его рожу, когда он узнает, что бóльшая часть драгоценностей – бижутерия.

– Он знает, что мы здесь?

– Нет. Я не говорила с ним с похорон.

Повисает молчание. Я произнесла слово-табу. Эмма не приехала на похороны Мимы. Якобы школьная экскурсия, которую она никак не могла отменить. Я плохо себе представляю, какая достопримечательность может быть важнее прощания с бабушкой, но меня она бы все равно не послушала.