Охотники за нацистами - стр. 49

Ян начал собирать улики против немцев еще до окончания войны. Мария Козловска, его соседка, позднее работавшая в Институте судебной экспертизы, который Зейн возглавлял с 1949 года вплоть до самой смерти, вспоминает, что во Вроцлаве (или Бреслау, как его называли до включения в состав Польши) «он среди тлеющих руин искал документы и в поисках доказательств колесил по всей стране».[163]

Козловска, как и все, кто работал с Зейном, считает, что именно страсть к закону и справедливости заставляла его с таким остервенением и упорством собирать улики против нацистов, чтобы отправить их потом на виселицу. Его целиком и полностью захватило стремление помочь новой Польше прийти в себя после разорения и гибели шести миллионов граждан,[164] то есть около 18 % населения довоенных времен, причем 3 миллиона из погибших были евреями – примерно 90 % этнической группы региона.

Это было важной, но не исчерпывающей причиной его целеустремленности. Коллеги Зейна знали, что у его семьи есть немецкие корни (на это однозначно указывала фамилия), но и подумать не могли, что это имеет какое-то значение. Многие поляки имели предков разных национальностей, так что семейная история Зейнов выглядела вполне обычной, а его нынешняя семья не привлекала к себе внимания. Козловска знала, что у него во Вроцлаве осталась сестра, однако ничего не знала об исчезнувшем брате. И, разумеется, не имела понятия о том, что он стал предателем.

И это не случайно. Артур Зейн, семейный историк, не стал говорить о возможных мотивах двоюродного деда, но подозревал, что тут все-таки замешан его брат. Хотя Ян Зейн предпочел хранить свою историю в тайне, новым властям Польши, конечно же, все было известно. Возможно, это и заставило Зейна так страстно искать правосудия. «Наверное, он всячески желал оказаться на правильной стороне и клеймить нацистов, – говорил Артур. – Кому-то это может показаться небескорыстным, но на самом деле его мотивы были чисты и понятны».

Как бы то ни было, Ян Зейн вскоре добился потрясающих результатов.

Рудольф Хёсс служил комендантом Освенцима от момента, когда он курировал его создание в 1940 году, и вплоть до конца 1943-го. Первые 728 узников появились в бывших военных казармах близ города Освенцим[165] (или Аушвиц на немецком языке) в июне 1940 года. Это были польские политзаключенные, осужденные за участие в Сопротивлении, в основном католики – депортация евреев тогда еще не началась.

Один из них, Зыгмунт Гаудасиньский, вспоминал: «Лагерь создали, чтобы уничтожить наиболее ценную прослойку польского общества, и немцам отчасти это удалось». Многие узники, как, например, отец Гаудасиньского, были расстреляны, других пытали. Смертность в лагере была очень высока. Заключенные, которые не погибли в первые же дни, несколько увеличивали свои шансы на выживание, когда прикрепились к рабочим местам на кухне или складах. Из 150 тысяч польских политзаключенных, отправленных в Освенцим, погибло около половины.