Охота на Елену Прекрасную, или Бляховка Open-air - стр. 52
Насколько я поняла, родом из Бляховки был Мишин папа. К сожалению, он несколько лет назад умер от какой-то неизлечимой болезни. Матушка была жива-здорова, но в деревне она прожила всего несколько лет и до сих пор вспоминала об этом периоде своей жизни с явным отвращением. И дело было вовсе не в туалете на улице и душе из железной бочки. Как я поняла из Мишиного повествования, главная проблема заключалась в его деде. Ко времени женитьбы единственного сына он успел овдоветь и превратился в настоль эксцентричную личность, что мог бы украсить любое художественное произведение — как живописное, поскольку обладал ликом одряхлевшего Мефистофеля, дремучей бородищей и огненным безумным взором, так и литературное. Короче говоря, дед был настоящим домашним тираном, деспотом и самодуром. Все это, приправленное изрядной долей паранойи, усугублялось тем, что он ежедневно устраивал родным и близким вечера воспоминаний и без конца излагал историю семьи, заменяя отсутствующий в доме телевизор.
Миша эти истории помнил смутно, поскольку был мал. Но облик деда, сидящего под оранжевым абажуром, прихлебывающего чай из блюдца и злобным голосом описывающего всякие ужасы, врезался в его память настолько, что когда он получил в наследство дедов дом, то ни минуты не колебался — только продавать. Мать горячо поддержала его желание избавиться от родового гнезда Лаптевых.
Ага, значит, фамилия прежнего владельца Дома — Лаптев.
— А какие истории рассказывал дед? Ну, хотя бы в общих чертах? — спросила я, получив, наконец, полурастаявшее мороженое в стеклянной вазочке. Белые шарики были скудно посыпаны дробленым арахисом, и я с завистью заглянула в Мишину вазочку. Впрочем, коричневые шарики выглядели не лучше, так что я успокоилась и принялась ковырять свою порцию.
— Мама мне потом кое-что ещё пересказывала, — застеснялся Миша. — Она не хотела, чтобы я на каникулы ездил к деду, поэтому и старалась напугать. Уж не знаю, что там правда, а что дед сочинил, а мама усугубила.
— Михаил, — торжественно произнесла я. — Будь со мной откровенен, тебе ведь нечего стесняться, никто за проделки предков ответственности не несет. А нам ты можешь помочь, так как в этой вашей Бляховке творятся какие-то подозрительные дела, и хотелось бы понять, не растут ли их корни из далекого прошлого.
Зря я это сказала, потому что у моего собеседника вначале глаза полезли на лоб, а потом вид его стал самым разнесчастным. Бывают же ещё юноши, которые испытывают раскаяние, даже если ни в чем не виноваты.
— Ладно, расскажу, что помню, — пробормотал он, слизывая шоколадное мороженое и морщась так, словно оно было приправлено стрихнином. А впрочем, черт его знает, что в нем было. — Дед, а звали его Семеном Михайловичем, как Буденного, особенно любил рассказывать про гражданскую войну...