Огонь в твоих глазах. Испытание - стр. 59
Вдобавок на смену голодным спазмам, которые она упорно не хотела замечать, пришло неприятное жжение. Голову словно стиснуло обручем, и страсть как захотелось принять зелье, ощутить тот самый жар на языке. То, что ещё совсем недавно она морщилась, готовясь к этому ощущению, даже не вспомнилось. А вот чувство мгновенного облегчения, наступавшего спустя несколько мучительных ударов сердца, было, как никогда, желанным.
Внезапно, вместо неминуемой кары, Пасита крепко прижал её к себе. Охотница попыталась вывернуться, но накатившая противная слабость, свела все попытки к нулю. Сильные руки обхватили крепче, опаляя кожу сквозь тонкую ткань рубахи. Раздалось недовольное ворчание:
– Замри, наконец! Ты можешь на мгновение остановиться и не бороться со мной? Это не такая уж большая плата за то, что я пошёл против Кодекса и не стану карать тебя и твоих сообщников. Ты теперь моя должница.
Пасита не заметил собственной оговорки, ведь о спасении вести речь было слишком рано, но на неё не обратила внимания и Кира, ошарашенная свалившимся несчастьем. Охотница послушно замерла, экономя силы и лихорадочно соображая, что же запросит Защитник за жизнь Нааррона и Крэга. Как убедить его, что парни совсем ни при чём? Ничего доброго в голову не приходило, кроме мысли о том, что тин Хорвег и так это знает, но пугает намеренно.
Некоторое время Пасита стоял, обнимая её и будто наслаждаясь моментом. Кира вдруг почувствовала, как отступает ноющая боль в висках, жжение в груди тоже постепенно утихло. Исчезла и странная слабость в конечностях.
«Может, он что-то напутал, и все не так уж страшно? – Кира решила, прежде, чем соглашаться на условия Защитника, нужно хорошенько подумать. – Мало ли что придёт извергу в голову?»
От этой мысли полегчало ещё больше, и она не сдержала вздоха. Защитник встрепенулся и как-то слишком радостно выдал:
– Я придумал!
Кира насторожилась, с недоверием глядя мужчине в глаза. Отстранившись, насколько позволили властно удерживающие руки, поторопила:
– Ну?
– Какая ты непочтительная! – укорил тин Хорвейг, но уже без прежней настойчивости, как бывало, когда он требовал именовать себя не иначе как господином Защитником. – Я бы мог отсрочить возврат долга, чтобы предъявить его тебе позже, если мне что-нибудь особенное потребуется, но не стану пользоваться твоей оплошностью. Оцени насколько я великодушен, – он состроил невинное лицо. – Хотя, не настолько, чтобы отказаться потакать своим маленьким слабостям, – последние слова он прошептал ей на ухо. И доверительно посетовал: – Никогда не умел быть достаточно сдержанным.