Огонь посредине зимы - стр. 25
Нахмурившись, Рудольф вертел в руках какую-то бумажку.
– И?
Пристав на цыпочки, Евгения пыталась рассмотреть, в чем же дело. Под ложечкой защемило, но она отогнала от себя панические мысли. Никто не знал, не мог знать! И уж точно не стал бы скреплять личной печатью.
– Долговая расписка за подписью отца. Платеж просрочен на полгода. Ты что-нибудь об этом знаешь?
Сжимая злосчастное письмо в руке, Рудольф взглядом пригвоздил сестру к полу.
– Понятия не имею, – растерянно пробормотала Евгения и протянула руку, забрала бумагу.
– Выдать подателю сего… – быстро читала она, забавно наморщив носик. – Под честное имя… Срок уплаты… Я ничего не понимаю, Ральф!
Евгения подняла голову; державшие расписку пальцы чуть подрагивали.
– Отец… Ему незачем было брать десять дукатов, тем более у иностранца!
– Почему ты думаешь, что Рамон Иварса иностранец?
Он пытался подловить сестру, понять, притворяется она или действительно ничего не знает.
Дело серьезное. Проблема вовсе не в десяти дукатах – даже с набежавшими процентами не слишком большая сумма при его доходах, а в поддельной подписи отца. На первый взгляд она ничем не отличалась от настоящей, но на второй в глаза бросалась прерывистость линий, иное написание гласных. При этом личная печать подлинная, тайно воспользоваться ей могли только члены семьи, дворецкий Рафус, поверенный и врач.
Предатель. От одного этого слова рот наполнялся горечью.
Проще закрыть глаза, заплатить этот долг, но Рудольф хотел докопаться до сути. Кто и почему пошел на преступление?
– Ну… – замялась Евгения. – Имя у него странное – Рамон.
– Эжени?
Рудольф требовательно посмотрел ей в глаза.
– Да не знаю я ничего! – взорвалась сестра. – Нет у меня этих денег! Были бы, давно сбежала. Или думаешь, будто я их под подушку положила, до лучших времен?
– И то верно, – неохотно признал ее правоту Рудольф.
Однако его не покидало ощущение, что Евгения темнит и тот самый таинственный Рамон ей знаком.
– Хорошо, – он забрал у нее долговую записку и сунул в карман, – сегодня же я напишу ему и все выясню.
Рудольф искоса наблюдал за сестрой. Сейчас она всплеснет руками, в страхе выкрикнет: «Не надо!», но Евгения задумчиво изучала потолок.
– Рамон… Рамон…
Она вновь наморщила носик.
– К нам как-то наведывался иностранец, сюда, когда мы с матушкой приехали на бал. Кажется, речь шла о каких-то бумагах. Может, это он?
– Может. Я сообщу тебе, как только что-то узнаю.
– Сделай милость. А пока я пошла. Попытаюсь обустроить свою одиночную камеру.
Приподнявшись на мыски, Евгения, как в детстве, чмокнула его в лоб и скрылась за дверью. Рудольф проводил ее недоверчивым взглядом. Это письмо, резкая перемена в поведении, поцелуй… Уж не припрятала ли сестра в рукаве очередную тайну?