Огонь и кровь. Повесть - стр. 11

Мы прождали в Моздоке вертолёт до самой поздней ночи, часов до двух. Причём, днём стоять на аэродроме было ещё терпимо: светило солнце и было довольно тепло. Вечером же сильно похолодало, начался дождь. Транспорта же всё не было. Сомов несколько раз ходил в здание аэропорта, ругался с дежурными, куда-то звонил, пытался с кем-то договориться, но сделать так ничего и не смог. Кроме того, на аэродром прибыли ещё три или четыре группы военных, летевших по разным направлениям. Вся эта шумная толпа, разбив бивуаки вдоль лётного поля, жгла костры, курила и выпивала, немирно поглядывая друг на друга. Любой прилетавший вертолёт поднимал суматоху. Люди вскакивали на ноги, хватали вещи и, не обращая внимания на окрики аэродромной команды, со всех ног мчались к месту посадки. Там тут же начиналась давка.

– В Ханкалу летите?

– На Мартан уйдёт борт?

– Командир, на Владик возьмёшь? – толкаясь локтями, наперебой кричали все через шум ещё не остановившихся лопастей.

Один борт, шедший в Грозный, наконец, согласился взять нас. И очень вовремя, иначе пришлось бы нам по дождю топать сначала десять километров до ближайшей войсковой части, а после с утра – ждать автоколонну на Ханкалу. На вертолёте мне летать понравилось – забавно, хотя трясёт и очень шумно. Мы летели на Ми-8 – небольшом военном вертолёте, который размером чуть меньше знаменитого Ми-26, или коровы, как его называют в Чечне. Внутри его салон разделен на две части и, как мне показалось, совершенно не приспособлен для пассажиров – с одной стороны там находилась огромная топливная бочка, на которой были навалены различные провода и трубы, а на другой – узкая металлическая лавочка для людей. Я всё время оглядывался на круглое окно за своей спиной, стараясь угадать – где именно мы находимся, но кроме сплошной мглы ничего не увидел. Летели мы долго, причём, как я понял из разговоров офицеров, это было следствием необходимости облетать жилые районы, откуда нас могли заметить и сбить из так называемого ПЗРК – миниатюрной ракетной установки. Этих приборов неожиданно стало очень много у чеченцев, и при этом пользоваться ими очень просто, даже ребёнок за считанные минуты разберётся. Надо всего лишь навестись на нужный объект, и, дождавшись звукового сигнала, нажать на гашетку. Ракета сама по тепловому шлейфу найдёт цель.

Посадку мы совершали только один раз – на аэродроме Северный, где находится военный госпиталь. Эта сцена меня поразила. Приземлились мы словно в ад: вокруг посадочной полосы горели десятки огромных костров, выл ветер, а у самой кромки поля стояли в ряд, дрожа от холода, странные белые фигуры. Оказывается, это были медики, ожидавшие рейсов на Владикавказ, где расположен главный военный медицинский центр. Только лопасти вертолёта замерли, как к двери бросились человек пять врачей, и стали просить, умолять лётчика взять их пациентов. Он только разводил руками – мол, не могу ничего сделать, я в другую сторону лечу. Когда из салона выходили пассажиры, одна из санитарок не выдержала и подвезла прямо к трапу свою каталку, на которой, закрытый до плеч лежал человек. Я привстал и взглянул на него. Вместо ног – пустое место, голова перемотана чёрными уже бинтами (видимо, целый день в этой грязи стояли), а там, где бинты слезли, видны были обгоревшие и отслоившиеся куски кожи. Санитарка, подвёзшая носилки – совсем молоденькая девушка лет двадцати-двадцати двух, стала упрашивать лётчика забрать её больного. Сама измотанная, измученная, бледная как мука. Умоляюще смотрит на пилота, подняв брови домиком, и торопливо щебечет: «Товарищ полковник, ну возьмите, пожалуйста, человека, у него операция на послезавтра назначена. Ну, посмотрите на него, нельзя его оставлять здесь! Ну сделайте что-нибудь!» Мне стало очень жалко её, да и пилота она, кажется, тронула.