Огненный Зверь - стр. 95
Золотаревский молчал и выжидающе смотрел на меня, пока в моей голове крутились шарниры, мне казалось, я прямо-таки слышала, как скрипели шестеренки в моем мозгу.
— Вы показали мне не все свое видение! — ахнула я, этот вывод появился в голове неожиданно даже для меня, но вдруг показался единственно верным. Зверь хмыкнул, но не нашел возражений, молча соглашаясь со мной.
На губах Владимира Петровича появилась улыбка, но она показалась мне натянутой.
— И почему ты так решила?
— Ваш приступ был гораздо дольше, чем то, что вы мне показали.
— Но ведь ты не знаешь, как происходит процесс, возможно, я долго настраиваюсь.
Он выкручивался, я я готова была поклясться, что сейчас лгал.
— Я. Так. Не. Думаю, — отчеканивая каждое слово, ответила я.
— Должен признать, ты более проницательна, чем я надеялся, — сказал Золотаревский.
Я гадала, что последует за этим признанием. Мешок на голову — и в реку? Что было в его видении, о котором он мне не сказал? А вдруг из моей речи Владимир Петрович решил, что мне известно больше, чем на самом деле, и посчитает, что от меня пора избавиться?
«Что-то ты загнула, — высказался Зверь. — Во-первых, пока я в тебе, убить тебя будет проблематично, а во-вторых, я, конечно, не сомневаюсь в его расчетливости, но в жестокости и коварстве его точно не подозреваю».
Что ж, Зверю я была склонна поверить. Уж ему, находившемуся во мне же, смысла лгать мне не было.
Золотаревский выдержал долгую паузу, прежде чем снова заговорить.
— Признаюсь, ты меня удивила, — медленно сказал он, и во мне зародилось подозрение, что старик тщательно взвешивает каждое слово, чтобы увести меня в сторону от верных выводов.
Что это за прием? Лесть? Нет уж, через лесть меня точно не провести. Он говорил, что я все время напряжена, что ж, я напряглась еще больше. Наш разговор и его ход нравился мне все меньше и меньше.
— Вы все равно не расскажете мне, что видели на самом деле? — спросила я прямо.
— Нет, — так же прямо ответил он.
— Это хотя бы хорошее или плохое? — Ну вот, я сдалась и начала играть в «угадайку».
— Видишь ли, Изольда, — Золотаревский снова говорил, взвешивая слова, но на этот раз мне не казалось, что он хочет запутать или отвлечь меня, скорее, не сболтнуть лишнего. — Если я тебе сейчас скажу больше, чем ты должна знать, все это кончится ой как не хорошо.
— Для кого?
— Для всех.
Но такой ответ меня не утроил.
— Для кого именно? Для вас? Для меня?
— А если я скажу, что для Кира? — Его глаза прямо-таки впились в меня.
Я обмерла. Сердце забилось чаще. Значит, его видение, о котором он не хотел мне говорить, было о Кирилле? Теперь мое любопытство просто зашкалило.