Оглянуться назад - стр. 40
Ставил эту пьесу Сантьяго Гарсиа, бывший архитектор. Как и Фаусто, он прошел школу Секи Сано и, как и Фаусто, был одним из немногих, на кого учитель смотрел с уважением. Этот великодушный человек жил, казалось, одним театром, как будто ничто больше не существовало, и обладал редким даром истинной скромности: умудрялся, к примеру, так рассказать о только что увиденной в Париже премьере «В ожидании Годо» в присутствии самого Беккета, чтобы это не звучало пафосно и не вызвало зависти. Он любил выпить, хорошо поесть и расспрашивать людей, как их жизнь – не только та, которой обычно со всеми делятся, но и тайная. Фаусто сразу же с ним поладил, и вскоре они уже вместе ставили телеспектакли. После нескольких месяцев работы, за которые они успели выяснить, что любят одних и тех же драматургов и похоже представляют себе телевизионный театр, замахнуться на Брехта виделось самым логичным шагом. Лус Элена согласилась только после долгого, затянувшегося на целый ужин разговора про Гитлера, нацизм и свастику, которую Серхио должен был носить на плече. По пьесе, родители Серхио, супружеская пара с проблемами, впадали в панику, узнав, что сын их исчез – возможно, отправился доносить на них. В конце концов мальчик появлялся с кульком конфет, но Серхио, в отличие от своих драматургических родителей, на этом не успокоился – он задал родителям настоящий вопрос: зачем ребенку совершать подобное – выдавать маму с папой властям? Лус Элена ответила:
– Бывают такие места.
А вот чего никто не ожидал – так это реакции прессы. «Колумбийское телевидение оказалось в лапах бунтарей, – писал под псевдонимом некий колумнист в „Тьемпо“. – Брехт – коммунист и везде останется коммунистом, в какие бы одежды он ни рядил свой оголтелый марксизм. Можем ли мы, колумбийцы, позволить, чтобы наивные народные умы оказались отравлены революционными тезисами, которые уже рушат христианскую мораль по всему миру? Кто несет ответственность за эту вредную пропаганду и почему власти позволяют виновным гнуть свою линию за счет распоряжения средствами, которые принадлежат всем?» Страна, радушно встретившая семейство Кабрера семнадцать лет назад, вдруг ощетинилась. Фаусто уже получил гражданство – удостоверение личности с водяными знаками, подписанное собственноручно президентом, растрогало его до слез, – но теперь Колумбия словно закрыла прежде распахнутые перед ним двери. В Национальной телевизионной компании, где Фаусто некогда возглавил первую победоносную стачку, а Лус Элена не побоялась, что ее переедет грузовик, теперь готовилась вторая стачка в защиту того, что Фаусто называл «культурной программой». В последнее время рекламные агентства активно убеждали министерство предоставить им больше эфирного времени, но они не собирались вкладывать деньги в никому не интересные передачи. Кому охота смотреть, как поэт читает стихи, которых никто не понимает, пока художник рисует картину, которая ни на что не похожа? Или как два каких-то неизвестных типа, к тому же иностранца, час играют в шахматы? Нет, нет, колумбийское телевидение нуждается в модернизации и коммерциализации, а не в сборище интеллектуалов, которые исключительно к интеллектуалам же и обращаются. Колумбийское телевидение должно жить в мире настоящих людей, людей с улицы.