Одни сутки войны (сборник) - стр. 43
Когда на линии раздался уже знакомый голосок, Матюхин махнул рукой, и Сутоцкий разъединил линию.
– Девочки! Девочки! – почти закричал Матюхин. Нетерпение, опасность, постоянные раздумья, правильно он поступил или нет, накалили его до предела. – Немедленно принимайте телефонограмму.
Ответили ему не девочки. На линии что-то слабо щелкнуло, радио пропало и густой мужской баритон пропел:
– Рядовой Матюхин, слушаю вас по поручению майора Лебедева.
Матюхин осекся. Он с мгновенной надеждой посмотрел на Сутоцкого: отсоединил ли тот идущий на противника провод? Но Сутоцкий свое дело знал: провод он держал в руках разъединенным.
Мысли текли стремительно. Неужели кто-то из ребят попал в плен и, не выдержав пыток, выдал? Если так, то неизвестный голос мог принадлежать немцам, и они теперь знают о Матюхине и Сутоцком все или почти все – ведь их не нашли среди убитых и пленных, – и о Лебедеве. А провокаторы фашисты первостатейные. Матюхину это отлично известно. Значит, нужно немедленно отключаться, уходить от ставшей опасной линии и пробовать найти другие каналы связи.
И все-таки что-то держало Матюхина. Он молчал и, разом вспотев, думал. Ни одной ценной мысли в голову не приходило. Тогда на линии вновь раздался уверенный баритон:
– Помкомвзвода артиллерийского училища Матюхин, напоминаю, что ваш бывший подчиненный, курсант Зюзин, любил умываться снегом… Докладывайте.
Да, этого не выдумаешь. И Матюхин заговорил:
– Точка отсчета Радово. Северо-западнее, вдоль безымянного ручья…
Он докладывал точно, ясно, как бы читая стоявшую перед глазами составленную ими карту-схему, а кто-то неведомый, не перебивая, видимо, записывал его слова, потому что сквозь потрескивание иногда пробивалось старательное сопение, а иногда раздавалось короткое «Так». Потом Матюхин сообщил обо всем замеченном и свои соображения.
– Очень хорошо, – ответили с линии. – Теперь слушайте приказ…
Человек на той стороне, как всякий истый военный, прежде чем передать приказ, набрал воздуха, и эта его привычка спасла разведчиков и многое другое.
Линия вдруг ответила треском, сбивчивой речью, опять треском и, наконец, явственным:
– Генрих, как связь?
Матюхин махнул рукой, и Сутоцкий дисциплинированно и потому мгновенно соединил провода.
– Пятый! Пятый! – заговорила линия на немецком языке. – Как слышите?
В ответ раздался набор ругательств. Тот, кого назвали Пятым, ругал привязавшегося к линии абонента, напоминал ему приказ ни в коем случае не подавать голоса.
Потом линия стихла, и сквозь эту тишину пробилось далекое радио. Тонко пела скрипка, и серебряно перезванивало фортепиано. Матюхин послушал музыку, вздохнул, стер пот со лба. Он очень устал. Сутоцкий снял провода и спустился вниз.