Однажды в СССР - стр. 24
«Гады они все!» – эта невысказанная мысль повисла в воздухе, испуская неосязаемые вибрации, которые по нематериальным каналам передавались не только им троим, но и всей общаге, а может, и дальше – всем женщинам и девушкам района. Эта нехитрая аксиома, адресованная мужчинам, сближает женщин всей Земли, независимо от цвета кожи и вероисповедания, будучи востребованной в моменты обиды и отчаянья, вызванные мужской грубостью и чувством превосходства. Её можно было бы начертать на знамени женского феминизма.
В тот самый момент, когда обитательницы пятьдесят восьмой комнаты нашли универсальное объединяющее начало, один из рядовых представителей мужского племени ехал в трамвае, клюя носом и не подозревая, что он гад и причина всех женских бед. «Матан» вкупе с «линейкой» – математический анализ и линейная алгебра, если выражаться правильно, – вообще плохо входят в любого, кто не закончил физматшколу, а после двенадцатичасового рабочего дня особенно. Из сладкой дрёмы выдернул неприятный голос, скрипуче преобразованный динамиками: «Остановка – улица Лестева, следующая…» Он едва успел выскочить под моросящий сентябрьский дождик, вдвойне неприятный после уютного тепла трамвая.
Осень наступила вдруг и сразу, и его настроение изменилось вместе с погодой. Эйфория от поступления и восторг обладания своей первой женщиной как-то незаметно растворились в серости нелёгких будней, уступив место минорному настроению, как жара уступила место промозглой слякоти. Быстро выяснилось, что у него серьёзные пробелы в математике, которая занимала две трети учебного плана, а также полное расхождение целей и принципов с «родным трудовым коллективом». Совмещать работу с учёбой было очень тяжело, особенно учитывая бессонные ночи с Людмилой. А ведь ещё надо было тренироваться и выступать за сборную МГУ, что было обязательным условием перевода на дневное отделение. Его, в общем-то, и приняли на вечернее в виде исключения, в первую очередь благодаря ходатайству спортклуба МГУ и лично старшего преподавателя физкультуры факультета Николая Николаевича Шукленкова. Он вспомнил, как это было.
Высокий крепкий старик в потёртом костюме с двумя рядами орденских планок и ромбиком о высшем образовании выловил его в толпе абитуриентов, когда он, расстроенный, шёл забирать документы из приёмной комиссии. Утром на улице перед факультетом вывесили списки поступивших. Своей фамилии он там не нашёл, что было закономерно, ведь он недобрал один балл до проходного. Нашёл его старик просто, но эффективно – он стоял перед дверью приёмной комиссии и каждые десять-пятнадцать секунд громко выкрикивал: «Абитуриент Романов!», нимало не смущаясь удивлённых взглядов. Ромка, который был ещё и Романов, не сразу поверил, что разыскивают его, но на всякий случай робко отозвался, поравнявшись со стариком: