Одна ночь - стр. 27
Да, как это ни странно, профессор Хребтов вдруг научился мечтать и мечтал, глядя на яркий четырехугольник солнечного света на полу около постели до тех пор, пока не заснул сладким, крепким сном.
Через несколько часов, когда солнечное пятно, постепенно перебираясь от стула с ворохом смятого платья к паре стоптанных туфель и от туфель к постели с грубым, несвежим бельем, дошло наконец до лица Хребтова, он проснулся и сразу соскочил с кровати, как человек, которого и во сне не покидало волнение.
Сначала бессмысленно оглядывался кругом, потом припомнил, что ему предстоит сделать сегодня предложение, и при этой мысли сразу сел обратно на постель.
Как он ни расхрабрился накануне, все же задуманное дело показалось ему теперь чрезвычайно трудным.
Понадобилось по крайней мере пять минут размышления, прежде чем он махнул рукою и, сказав: «Все равно, надо это кончить!» – начал одеваться.
Одевался, разумеется, не как-нибудь, а с особым старанием. Почистил пиджак, приказал вычистить сапоги, скрепя сердце заглянул в зеркало и нашел, что его обычная прическа – пряди растрепанных волос на полуобнаженном черепе – нехороша, облил голову водой и тщательно пригладил все космы.
Получилось еще хуже – голова выглядела как облизанная. Он попытался опять взлохматить волосы, но, смоченные, они висели какими-то нелепыми косицами.
Профессор окончательно растерялся и почувствовал себя глубоко беспомощным.
Ведь не ждать же, пока волосы высохнут?..
По счастию, другие принадлежности туалета отвлекли его внимание, так что он совершенно забыл о прическе.
Его единственный пиджак был уже довольно поношен. На нем не хватало целого ряда пуговиц. Галстух был черный, вытертый по краям, что, пожалуй, не подходило для жениха.
Сначала профессор думал поехать в город и там одеться заново, потом решил, что такая отсрочка была бы невыносимой, закончил туалет как попало и отправился в путь.
Незачем описывать, что он пережил по дороге. Каждому известно по собственному опыту это состояние, когда время тянется с убийственною медленностью, когда расстояние от одной улицы до другой превращается в бесконечно длинную дорогу, когда человек в течение одной минуты десять раз жалеет, что живет на свете.
Никакая дисциплина воли не может побороть такое волнение. Хребтов дрожал с головы до ног, стоя перед знакомою дверью. По спине пробегал мороз, он задыхался, хотя пробежал всего десяток ступеней.
Дверь открылась. Толстая баба в платке – типичная прислуга небогатых московских домов, – с удивлением поглядела на раннего посетителя.