Одинокий. Злой. Мой - стр. 34
У каждого инструмента своя душа. И иногда мне кажется, что я чувствую ее, когда играю на нем. У Нику мне приходилось играть на разных — какие-то принадлежали ему, какие-то его жертвам. Некоторые из них были рады поделиться со мной своей печалью, некоторые — не принимали, фальшивили сколько не настраивай, и тогда Нику злился…
Нежная мелодия и мощные аккорды — я растворялась в них, изливая свою горечь потери и одиночество.
У рояля в доме Платона тоже есть душа. Она тоскует по своей хозяйке, но почему-то очень рада при этом, что хозяйка сейчас не здесь.
Или я все это надумала?
А пальцы летали по клавишам, создавая мелодию о том, что находится между миром живых и умерших, навеянную, кажется, самим этим домом.
Нику нравилось смотреть, как я играю. Он говорил, что «Пляска смерти» Сен Сана улучшает его аппетит, а "День гнева" Верди — успокаивает. Именно это в какой-то момент и сохранило мне жизнь.
Впрочем, этот же талант и привел меня однажды к Нику. Он восхитился моей игрой, просил не уходить, поиграть ещё и ещё. Он был ласков… поначалу. Я думала, что смогу выбить для нас с мамой лучшую жизнь.
— Зачем же тебе уходить? Останься, — сказал он однажды, и с того дня начался непрекращающийся кошмар.
Я стала для него лишь музыкальным инструментом. Этакой шкатулкой, нажми на которую — и польется мелодия.
Нику знал, куда именно надо "жать".
Но несмотря на то, что воспоминания об игре теперь неразрывно были связаны с этим чудовищем, я не могла перестать любить музыку. Потому что в то время, когда под моими пальцами рождалась гармония — даже в плену, — я была свободна.
Я забыла о времени и месте, я была наедине с мелодией, что звучала все громче и громче.
Тяжелая минорная тема, всё то, что я никому ни за что не рассказала бы о себе сама — вылилось в мелодию. Закончив на высокой ноте, медленно отпустила клавиши.
— Рахманинов «Остров мертвых», — голос, прозвучавший в установившейся на мгновение тишине, оглушил.
Платон стоял в дверном проеме, одетый в дорожный плащ.
Я сглотнула и отшатнулась от рояля, будто бы меня застали за чем-то неприличным.
— Моему брату бы понравилось. Хорошо сыграно.
— А тебе? — зачем-то спросила я. Учитывая, что он безошибочно узнал мелодию, то, видимо, как минимум разбирается.
Он неопределенно дернул плечами:
— Не люблю музыку. Она отвлекает, — отрезал он. — Ты подготовила информацию о родственниках? Я собрался.
Мне собирать было нечего, поэтому я быстро вернулась в спальню и передала ему лист бумаги. Платон направился к выходу из особняка, ничего не говоря. Что ж, мне не привыкать к молчанию. Я последовала за ним. Вскоре мы стояли у ворот. Я с предвкушением вдыхала вечернюю промозглую прохладу.