Одинокий. Злой. Мой - стр. 32
— Ты уверена, что этим безопасно мазаться? — не удержался от сарказма мужчина. — Продукт сертифицирован?
— Очень смешно. Поверь, мазь даже есть можно при желании, хуже она не сделает, — фыркнула я, защищая свое варево. — Просто доверься мне. Хотя бы ненадолго.
Он обессиленно кивнул и прикрыл веки, как бы давая полное разрешение творить с собой всё, что мне вздумается. Я зачерпнула немного мази на ладонь, подумала, с какого ожога лучше начать. Шагнула к лодыжкам и аккуратно коснулась воспаленной кожи.
Платон поморщился, но никак больше не отреагировал, что дало мне уверенности — можно продолжать. Осторожными, медленными движениями я втирала мазь в лодыжки. Мужчина дышал расслабленно. Конечно, ему было больно — касания к свежим ранам никогда не причиняют удовольствия, — но он мужественно терпел.
От ног я перешла к запястьям. У него красивые руки. Вены выделяются, вьются под кожей. Длинные пальцы, ладонь мощная, но не грубая “лопата”, а очень даже завораживающая. Мне подумалось, что если бы Платон был за рулем машины, то я бы точно засмотрелась на то, как он ведет.
Слишком уж хороши его руки.
Всё ещё стараясь не причинять боли резкими движениями, я намазала кожу запястий. Мне несознательно нравилось касаться его кожи, чувствовать все эти вены и артерии, вести по ним как по запутанному лабиринту.
Я даже задержалась на руках чуть дольше, чем требовалось. Просто чтобы убедиться, что мазь впиталась хорошо.
А потом настал черед груди. Я застыла перед тем, как коснуться ожога у сердца. Почему-то показалось, что именно эта часть тела какая-то запретная. Может, оставить Платону миску и уйти? Сбежать, пока не поздно?
Но потом я подумала, что нет ничего плохого или постыдного в помощи. Я всего лишь возьму немного мази… вотру круговыми движениями…
Платон замер. Я уловила, как напрягаются его мышцы, как каменеет грудь под моими пальцами. Все мускулы становятся ощутимы, как у мраморной статуи. Дыхание его потяжелело.
Кулаки сжались, и все вены проступили лишь сильнее. Я завороженно продолжала водить кончиками пальцем по линии ожогов.
Внезапно Платон перехватил мою руку, разрывая наш странный лечебный обряд, в который я сама погрузилась как в транс.
— Достаточно, — хриплым голосом произнес он.
— Я не закончила.
— Я сказал: достаточно.
Он глянул на меня из-под сведенных бровей, и что-то в этом взгляде заставило меня резко остановиться. Я подняла свободную ладонь с полупустой миской в качестве знака капитуляции.
— Всё поняла. Ухожу. Это оставляю, пожалуйста, помажь сам.
Он не ответил. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, поставить миску на пол. Я уходила в молчании. Благодарности не ждала. Но Платон был настолько напряжен, как будто…