Одинокий пастух - стр. 7
И вот теперь, в свой день рождения, я режу овощи для салата оливье и теряюсь в догадках, зачем мама готовит угощение как на Маланьину свадьбу, это очень странно при ее экономности и дефиците продуктов в стране. Значит, кто-то припрется? Кроме Викеши – некому! От этой догадки становится совсем грустно.
– К нам кто-то должен прийти?
– С чего ты взяла? Я же сказала, нас будет двое.
Ага, сегодня двое, а завтра? Меня мучает подозрение, что завтра, послезавтра и так далее нас будет трое. Викеша будет жить здесь, рядышком, за стенкой.
Мать поет на свой единственный безмотивный мотив:
– Ах, я сама, наверно, виновата, что нет любви хорошей у меня…
С тоской в голосе поет, и я спрашиваю:
– Может, поговорим о любви?
– Придет время, поговорим.
У меня нервы сдают. Раздраженно сваливаю в тазик кубики вареной картошки и выхожу из кухни. Стою у окна в своей комнате. На улице какой-то не осенний, светлый, легкий дождик. Хватаюсь за лицо руками, ощущаю на щеках липкую размазанную картоху. Иду мыть лицо, продолжаю резать соленый огурец, лук, докторскую колбасу.
А что ужасного, если Викеша переедет к нам? Возможно, даже лучше будет, мать переключится на него и отстанет от меня. В последнее время мы с ней живем как кошка с собакой, сплошные скандалы, ноль взаимопонимания. Что-то должно случиться, чтобы изменить эту ситуацию.
В духовке пыхтит и распространяет душераздирающий аромат курица с яблоками. Одним ароматом можно напитаться. Вообще-то предполагалось, что будет не курица, а утка, но цены на рынке – полный беспредел.
– По-моему, я хороший кулинар, – говорит мама.
– Кто-то в этом сомневается?
Может быть, ей тоже нужно поощрение? Она меня никогда не хвалит, и я ее тоже. Если я для нее что-то делаю, она говорит, «спасибо», я тоже говорю – «спасибо».
Я не приучена к сюсюканью. Мать никогда не называла меня зайчиком, солнышком, птичкой, и я завидую подружкам, к которым матери лезут со щенячьими нежностями, как у Таньки. Она отбрыкивается, а мне нравится. Если у меня когда-нибудь будет ребенок, я буду его целовать-миловать и называть всякими дурацкими ласковыми словами.
– А почему ты не спросишь, есть ли у меня любовь? – говорю матери.
– Если появится, сама расскажешь.
– Так ты думаешь, любви хорошей у меня нет?
– Думаю, нет.
Смотрю на нее и не могу понять, что же у нее с этим Викешей? Он и раньше к нам заходил, в последний год даже чаще. Они вместе по телевизору смотрели партконференцию, а потом с особым смыслом и интонацией, глядя друг на друга, говорили: «Борис, ты не прав». Может, это и относилось к тому, что на конференции было, то есть к Ельцину, но тогда зачем в гляделки играть и представлять загадочность?