Одинокий пастух - стр. 9
– Ну а как же свадьба? – промямлила я.
– Да господь с тобой, мы же взрослые люди, какая свадьба?
– И когда он переедет к нам?
– Это я перееду. Мы будем жить у него, на Московском.
Вот те раз! Даже не знаю, что я почувствовала. То ли облегчение, то ли сожаление, то ли растерянность. Наверное, более всего – облегчение. Просто сразу тяжело переварить мысль, что я уже взрослая и буду жить сама.
– А как же я?
– Ты здесь останешься, в родном гнезде. Потом замуж выйдешь, потом у тебя дети родятся…
– Но я не собираюсь замуж, и детей рожать не собираюсь.
– И очень хорошо. Тебе еще рано, учиться надо. А с Викентием нам легче будет тебя выучить. Хотела довести тебя до диплома, но тогда я буду уже совсем старая. И Викентий поставил условие…
– Невероятно! И давно это у вас?
– Да уж лет пять.
– Что же ты раньше думала?
– Ждала, пока ты станешь взрослой. Ты бы не приняла отчима.
– Откуда ты знаешь?!
– Уж знаю, – сказала она и вздохнула.
И я вспомнила один случай десятилетней давности. Почему-то раньше я никогда о нем не думала. Ригу вспоминала, а вечернее кафе-ресторанчик нет. А ведь было оно необычным: стены из дикого камня и кирпича, бра – медные полусферы, приглушенный свет. На столиках в бокалах свечи. И живая музыка: пианино, скрипка и виолончель. Как в иностранных фильмах. Раньше я ничего подобного не видела, да и не бывала в таких местах, тем более, вечером. Не помню еду, а питье помню, мама взяла мне фруктовый коктейль, который надо было тянуть через трубочку, а себе бокал вина. Я была от всего в восторге, а к матери подошел мужчина, пригласил танцевать, и она пошла. Его рука лежала на ее талии и скользила по шелку платья вниз, по бедру. Я смотрела на них, смотрела и заплакала. Мать вернулась, пыталась меня утешить, но я ревела, как корова, пришлось уйти, оставив недопитое и недоеденное. На улице я ткнулась лицом ей в живот, порыдала еще малость и успокоилась. Потом она вела меня за руку в гостиницу и молчала. Все кончилось без всяких объяснений. Мама сама никогда не вспоминала этот эпизод.
– Нечего было на меня внимание обращать. Делала бы, как нужно.
Она опустила голову на руки. Плечи вздрагивали. Я никогда не видела плачущую мать, и это меня потрясло больше всех новостей. Я подошла, неловко обняла ее и тоже заревела.
– Я так устала, – проговорила она.
Мы надолго замолчали, потом я попыталась сказать что-то ободряющее, а она отозвалась:
– Заткнись, пожалуйста, Хью!
Эта фраза из ее любимого фильма – «Человек с бульвара Капуцинов», и уж если она ее вспоминает, значит, все хорошо, пришло умиротворение.