Одиночка - стр. 13

Получалось ли?

Едва ли.

Я был одинок так же, как и пятидесятидвухгерцевый кит на дне океана.

Сон мой всегда очень чуткий, и только благодаря этому я всё ещё помню, как выглядит мой сын, который вваливается в квартиру около двух часов ночи. Марк постоянно где-то пропадает – скорее всего, в клубах, – иногда не появляется дома по паре дней, на звонки отвечает редко, а если и отвечает, то недовольно, и когда всё же возвращается, чаще всего бывает нетрезв. Совсем как сейчас. Нет, он не пьян в стельку, его не трясёт от того количества алкоголя, которое он выпил, и взгляд не стеклянный, разве что немного поплывший; когда его глаза привыкли к темноте – вообще-то, свет от луны и подсветка искусственного камина давали достаточно света, – он разглядел мой силуэт, и его губы разъехались в такой типичной пьяной ухмылке.

– Папуля! А ты чего не спишь? Я тебя разбудил? Или ты не один?

– Надеюсь, однажды я доживу до того дня, когда ты, наконец, повзрослеешь, – устало ответил, сдавив пальцами переносицу.

Мой рабочий график не позволял заводить даже обычные интрижки, и Марку было прекрасно об этом известно. Хотя стоп, откуда? Мы уже давно перестали быть отцом и сыном в том самом смысле, в котором должны были бы. Теперь я для него – обычный банковский счёт, в который можно заглянуть в любое время, когда приспичит, а он для меня так и остался сыном, хотя я его совершенно не знаю. Не знаю, что ему нравится, о чём он мечтает, куда хотел бы поехать; чего ждёт от жизни, или каких целей хочет добиться на жизненном пути. Хотя ответы на два последних вопроса напрашивались сами собой: если человек круглые сутки пропадает по клубам и Бог знает, где ещё, при этом целиком сидя на отцовской шее, то картина очевидна и не слишком весела.

Но, возможно, в этом и есть суть? Вот тот рычаг давления?

– А что тебе не нравится? – удивляется как будто по-настоящему. – Что воспитывали, то и выросло. А-а, погоди-ка, ты в моём воспитании мало участвовал, так что никаких претензий теперь, лады?

Скинув, как попало, с ног кроссовки, он шатко, но твёрдо двинулся в сторону своей комнаты, когда я его снова окликнул. По его лицу расползлось это недовольное выражение, а глазах читалось одно-единственное желание – поскорее доползи до кровати и отключиться по меньшей мере часов до двенадцати дня. Я был плохим родителем. Этого никак не исправить, потому что самые важные качества и жизненные установки прививаются именно в детском возрасте, но я мог попытаться вбить в его голову хотя бы что-то полезное сейчас, чтобы этот балбес не загубил свою жизнь окончательно.