Одинаковые - стр. 5
Насте показалось, мама бредит.
– Мамочка, ты о чем? – она тронула ее за худенькое плечо. – Тебе что-то приснилось? Привиделось?
Мать хотела ответить, но, видно, устав, закрыла глаза, собираясь с силами, а потом, словно передумав говорить, кивнула.
– Еще есть время. Беги в школу за аттестатом. Вернешься, поговорим.
Если бы Настя знала, что случится потом, никуда бы не пошла. Но ведь не угадаешь, как правильнее, пока не проживешь этот день.
Мама умерла, ее не дождавшись.
Вернувшись с кладбища, Настасья, упав в высокую траву, горько рыдала, выла отчаянно и тоскливо. Осталась она совсем одна, и как жить дальше не знала. Думать ни о чем не могла.
Пролежала два дня дома, отвернувшись к стене. Митрофановна тихо плакала, сидя рядом на старенькой табуретке. Не уговаривала, не просила, молчала. Знала, что такую боль словами не перебить, не отогнать, не успокоить. Такую боль пережить надо. Переварить, перемолоть в себе. Переломить, перестрадать, чтобы воля к жизни опять проявилась. Чтобы двигаться захотелось, с людьми общаться, на мир смотреть.
Анастасия долго не могла вернуться к прошлым привычкам, к былому порядку. Ничего не хотелось. Только лежать. Вспоминать. Думать. Плакать. Горевать.
А потом ничего, поднялась и стала дальше жить. Пошла учиться. Так и появился в селе свой фельдшер. Анастасия Васильевна Кувшинова.
Люди Настю очень любили, уж больно она была свойской и родной: все понимала, жалела сельчан, помогала, не брезговала ничем…
И уж, конечно, деревенские бабы вовсю стремились жизнь ее личную устроить – это уж как заведено в селе, вековая традиция… Бабы сельские шушукались, женихов подсылали, ненароком сталкивали. Кумушки деревенские сплетничали, чесали языками, перемывали косточки приезжим мужикам, пристально приглядывались ко всем претендентам на руку их фельдшера.
Анастасия даже не догадывалась, что за ее спиной целые баталии разворачиваются. И только Митрофановна, иногда не выдержав, пересказывала новости, лукаво подмигивая.
– Ну, скажи мне, чего люди с ума сходят? Им что, заняться нечем? – злилась Настя.
– Так ты ж наша, местная, вот и хотят тебя в хорошие руки пристроить, – посмеивалась сердобольная соседка.
– Как это пристроить? – кипятилась Анастасия. – Я что, вещь или приз переходящий? Чего меня пристраивать? Как-нибудь сама разберусь.
– Вот и разберись поскорее, – охотно кивала Митрофановна, – а то бабы наши тебя насильно замуж выдадут.
Соседку, всем сердцем привязавшуюся к Настене, тоже волновало, что девушка, дожив до тридцати одного года, замуж не собирается. Как же так? Даже и не пытается хоть как-то устроить свое женское счастье! А ведь, по деревенским меркам, она уж больно засиделась в девках…