Очерки истории банковской системы России. 1988–2013 гг. - стр. 99
Профессор Колумбийского университета Ричард Эриксон полагает, что процессы, происходившие в 1990-е годы в России, вообще некорректно описывать в категориях буржуазно-либеральной трансформации. Согласно его наблюдениям, особенности российской экономики скорее вызывают ряд поразительных параллелей со средневековой феодальной Европой. Так, значительная часть промышленных, сельскохозяйственных, коммерческих и финансовых структур легитимизирована не столько формальными нормами, сколько личными связями и привычками, восходящими к советским временам.
Новую форму легитимации институтов власти – выборы – он уподобляет «благословению церкви в Средние века». Хотя рыночные отношения играют в современной России более важную роль, чем в средневековой Европе, по мнению Эриксона, институт рынка доминирует лишь в отношениях с явными аутсайдерами, т. е. иностранными фирмами, а также в сферах, которые находятся за рамками интересов главных институтов, сохранившихся с советских времен.
При этом рынки регулируются местными властями и нередко монопольное положение на них захватывают неформальные, юридически не узаконенные организации. Институты собственности и права отягощены конфликтными притязаниями многочисленных заинтересованных сторон, сохраняющимся влиянием советских традиций. Потому их защита, определенная легальными юридическими процедурами, оказывается весьма проблематичной.
Как и в средневековой Европе, значение инвестиций сводится к воспроизведению status quo, что снижает общий уровень деловой активности (к этому можно было бы добавить, что значительная часть населения России перешла на почти натуральный тип хозяйства). Отдельные крупные компании и регионы, проводящие либеральную политику, уподобляются им «средневековым городам», осуществляющим посредничество во взаимоотношениях с остальным миром. Несмотря на свою рыночную активность, эти анклавы должны приспосабливаться к экономической и политической системе государства, обрастая личными связями со «знатью» и «дворянством».
С учетом всех этих обстоятельств, диагноз профессора Эриксона гласит: хотя командная экономика в России разрушена, структура и способы функционирования нынешней российской экономики несовместимы с рынком[80].
Известный ученый и публицист С. Г. Кара-Мурза считает, что политика экономических реформ в России являлась результатом целенаправленных усилий США найти на постсоветском пространстве новые рынки сбыта и источники дешевого сырья[81].
«Теория заговора» – последняя отдушина для тех, кто полагает, что советская экономика была если и не идеальна, то, по крайней мере, жизнеспособна. В отличие, например, от экономики США, которая, с каждым годом, все глубже увязала в трясине долгового кризиса – внешнего и внутреннего. По оценке авторитетных международных экспертов, уже в 1988 году американское государство, его предприятия и потребители накопили глобальный долг, равный $11,5 триллионам. Его невозможно даже теоретически покрыть, основываясь только на производстве конкретных товаров. Конечно, ВВП у США велик и составляет примерно пятую часть мирового. Только структура у него весьма своеобразная. Лишь около 18 % ВВП США приходится на промышленное производство и сельское хозяйство, основная же часть – это так называемые услуги. Все благополучие США основывается на непомерно раздутой военной мощи, которая позволяет контролировать рынки сбыта американской продукции и источники энергоносителей. По сути, американские банкиры схватили весь мир за горло, ласково или угрожающе, приговаривая: «Нужны вам доллары или нет?» До последнего времени не только страны-сателлиты США, но и даже самые ярые антиамериканисты решали, что доллары им нужны, потому что без резервной валюты мировая торговля невозможна.