Общественный разлом и рождение новой социологии: двадцать лет мониторинга - стр. 74

Столь стремительный рост признания партий или блоков заставляет вспомнить шумный успех В. Жириновского в 1993 году, появившегося на политической сцене буквально за месяц до того. Тогда это казалось случайностью, аномалией, политическим эксцессом. Нынешний ход избирательной кампании заставляет вернуться к тому случаю и дать ему иную оценку, рассмотреть его уже как модель, как начало не опознанной тогда тенденции, как проявление определенной закономерности. Великодержавный или даже имперский национал-популизм, который принимал у В. Жириновского утрированные и эпатажные формы, сегодня сглажен у лидеров ОВР и тем более – у явных и неформальных лидеров «Единства». Он стал гораздо более «солидным» и «благопристойным», но не изменил своей сути. И тогда, и сегодня фоном для быстрого развертывания новых политических образований послужили экстраординарные ситуации (танковый расстрел и штурм здания Верховного Совета РСФСР), обозначившие всю серьезность угрозы гражданской войны в первом случае, чеченская война (антитеррористическая кампания) – в другом. Исходя только из этих двух моментов, можно говорить о неуникальном характере электоральной «мобилизации» популистских партий, т. е. о наличии определенных структурных предпосылок или о скрытых силовых линиях организованности общества. Этот феномен или свойство политической культуры мы и собираемся проанализировать в данной статье. Проблема заключается в том, чтобы посмотреть, как работают механизмы негативной мобилизации, кого они привлекают в данной ситуации и как это связано с характеристиками самого постсоветского человека, какой политико-антропологический тип оказывается несущей конструкцией в подобных процессах.

Как и во многих других отношениях, при анализе политических явлений и процессов в современной России приходится подвергать ревизии или уточнять имеющийся аппарат объяснений и аргументации, перегруженный представлениями и постановками проблем западной политологии и социологии, взвешивать, насколько адекватно употребление того или иного термина для описания ситуации в России, возможен ли прямой перенос значений из прошлых реалий в современную жизнь и нет ли случаев подмены функционального смысла понятий, превращающего операциональный термин в идеологическое клише. В полной мере это относится и к таким расхожим словам, как «политические партии», «демократическая система выборов», «парламент» и т. д.

История политических систем зависит от истории структуризации общества. Если брать только европейскую традицию, то здесь под партией обычно понимают организацию, функция которой заключается в обеспечении массовой поддержки граждан для того, чтобы посредством механизма выборов провести своих лидеров в органы власти разного уровня – в парламент, на высшие посты государственной власти (президент, глава правительства и др.) или местной администрации. Условием свободного выбора гражданами является публичная конкуренция лидеров разных партий, предлагающих свои политические программы в самых разных областях общественной жизни – от внешней политики до медицины или строительства дорог, т. е. реализующих те или иные цели, ценности, интересы и идеалы общества. Состязание программ предполагает различные формы публичности – открытые парламентские выступления депутатов и кандидатов в депутаты, критику (анализ и оценку) действий правительства и других органов исполнительной власти в центре и на местах, контроль за принятием и исполнением бюджета, слежение за законностью или моральностью действий властей разного уровня, обсуждение различных аспектов текущей политики в СМИ, в публичных дискуссиях в клубах, университетах, в ходе различных общественных акций и манифестаций и пр. Принцип конкуренции программ, предполагающий публичное определение политических приоритетов, делает возможным массовое участие граждан в политическом процессе, а значит, становится условием взаимной ответственности сторон за последствия и реализацию принятых решений. Институционализация этого принципа в форме многопартийной системы закрепляет возможности представления структуры интересов гражданского общества и предназначена гарантировать учет – хотя бы в виде дискуссии) мнений, представлений и интересов различных групп дееспособного населения, имеющего право голоса. Конечно, такая схема не более чем объясняющая модель. В реальности исследователи обнаруживают и пассивную, ведомую массу, и не ангажированное, не участвующее в политической жизни «болото», и прочее и прочее. Кроме того, следует принимать во внимание и существенные различия национальных партийных систем в разных странах, но тем не менее социально-политические принципы их формирования и организации в этом плане меняются несущественно.