Размер шрифта
-
+

Обречённый странник - стр. 2

Последние версты перед Тобольском дорога шла низиной по плохо промерзшей глинистой земле. Кони сморились настолько, что едва шли шагом, часто храпя, норовя остановиться.

– Может, Палыч, заночуем прямо в поле? – спросил осторожно кучер. – Не перевернуться бы в темнотище этакой.

– Давай, погоняй, – не согласился Угрюмов. – Авось доберемся.

– Как скажете, ваше благородие, – выказал обиду казак.

Наконец потянуло влагой, сырым речным воздухом, поняли, река близко. И действительно, вскоре подъехали к самой кромке воды, увидели медленно плывущую по течению шугу или, как еще ее называли, сало, рыхлую, снегообразную массу, еще не ставшую льдом, но уже покрывшую, сковавшую всю поверхность реки, от края до края, своими малыми чешуйками.

– Да-а-а… Палыч, приехали мы, однако, – вытер мокрые от влаги усища казак. – Поди, и паро́́м не ходит. Не видно чего-то.

Начали кричать паромщиков, но голоса их вязли в сыром воздухе и вряд ли долетали до противоположного берега.

– Костерок бы запалить, – предложил Зубарев.

– Айда, ищи чего сухого, – согласился Угрюмов.

Втроем они насобирали сухих веток, каких-то обломков от полусгнивших шестов, которыми обычно крепят сети, попалось даже обломанное весло, все пошло на костер. Казак вытащил из-под своего сиденья кусок скрученной в трубку бересты, запалил, сунул в середину кострища, слабый огонек, словно нехотя, пополз по концам веток, затрепетал, затрещала, защелкала с негромким свистом вбирающая в себя пламя древесина.

Иван, шмыгая простуженным носом, смотрел на осторожное, чуткое пламя, подгоняемое чуть ощутимым ветерком, смотрел неотрывно, зачарованно, понимая, что он дома, наконец-то дома, кончились мытарства, странствия, блуждания и, в первую очередь, вспомнил почему-то свою небольшую голубятню на чердаке. Живы ли голуби? Последнее время он почти не занимался ими, мать кормила их, как и остальную скотину, по два раза в день, затаскивая с кряхтением зерно в лукошке по высокой, почти без наклона, лесенке на чердак. Да, именно голуби, как ни странно, более всего связывали Ивана с домом, делали его желанным, родным, близким, притягательным. Почему? Как знать… Прежде всего из-за доверчивости и беззащитности своей. Потому что на землю опускаются они лишь покормиться, на ночевку, а все остальное время могут проводить там, в иссиня-прозрачном небосводе, становясь чуть заметными точками, снова сваливаясь стремительно вниз и, распахнув крылья, вновь и вновь уходя в зенит, в божественную высоту, где нет темных дел и помыслов, а лишь небесная чистота и покой.

Страница 2