Обречённые на месть - стр. 4
Отец Карл минуту стоял глядя вслед женщине и с каждым её шагом до него доходил смысл сказанного. С каждым шагом его рот в ужасе открывался, но вместо крика из горла выталкивались непонятные хрипы. Тогда отец Карл впервые воззвал к Великому, просил о милости.
Стоя у ног умирающей отец Карл, сжимал кулаки и молил Великого. Он из последних сил заставлял себя спокойно оставаться на месте, вместо того, чтобы схватить неестественно спокойную Барбару за худенькие плечи и насильно вывести из комнаты, чтобы остановить тьму. Но он священник и не имеет права отбирать у умирающей последнюю просьбу, зато его святой долг взывать к Великому моля о просветлении заблудших.
— Ты… ты… должна… — умирающая, вцепившись в плечо дочери, приподнялась, прозрачные глаза подавляли, искривлённые от боли губы дрожали. — Клянись!
Женщина затряслась, пальцы ослабли, выпустили плечо оставив на нежной коже тёмные пятна будущих синяков.
Юная Барбара прикусила щёку изнутри, чтобы сохранять на лице маску невозмутимости, искала внутри силы для спокойного и уверенного ответа. Её мать с детства показала цель и с детства расписывала план, по которому Барбара должна будет пройти, чтобы отомстить. На что Барбара не рассчитывала, так это на скорую смерть матери. Кто же, когда Барбара достигнет цели похвалит? Кто посмотрит на неё с гордостью? Кто наконец признает её достижения? Кто?
— Поклянись… — из выцветших глаз медленно уходил свет. Мать умирала.
— Клянусь, — голос дрогнул, но мать смогла едва кивнуть, показывая, что услышала. Выцветшие глаза навсегда закрылись.
В то же время. Юг Аттавии, город Бларес
Дом Ларенс
Тер Даниэль сидел на крыше своего дома под поскрипывающим флюгером, смотрел на запад, откуда на город наползали чёрные грозовые тучи. Ветер лохматил отросшие волосы, но хозяина это не тревожило. Он ушёл в прошлое. В день, после которого изменилось всё. Глубокая морщина разделила лоб мужчина надвое. Он слышал грохот грозы, чувствовал холодные потоки дождя на коже, в его глазах и душе была тьма. Как в ту ночь.
— Тер Даниэль! — Мужчина вздрогнул, вырвался из лап прошлого. — Тер Даниэль!
Дворецкий дома Ларенс стоял внизу, он закрывал ладонью глаза от слепящего солнца. Если хозяина нет в кабинете, значит, опять на крыше, куда запрещено выходить. И даже стоять у дверей. Вот и приходилось дворецкому кричать, хоть это и недостойное поведение для дома их уровня.
— Что случилось, Эдвард? — Даниэль встал на ноги, хмуро смотрел на дворецкого.
Даниэль не любил, когда его вынуждали уйти с места скорби, когда он не готов к этому. За долгие годы Даниэль научился скрывать боль за маской холодной отстранённости, но плата за это вот такие часы скорби. Время не лечит, оно пытается дрожащей рукой заштопать кроваточущую рану, но она настолько велика, что как бы края не стягивали, дыры всё равно остаются и они вновь и вновь разрывают плоть, обнажая рану.