Образок - стр. 20
У Тольки тогда сразу появились замечательные друзья. Был среди них даже поэт по прозвищу «Маяковский». Толька очень восхищался его стихами и, выпив, любил декламировать их в коридорчике, подпирая спиной дверь комнаты. Но это когда благодушествовал. А уж если бывал не в духе…
Размяв мускулы у себя дома, Толька вылезал за пределы комнаты – с людьми пообщаться. Однажды тетя Наташа поставила в коридорчике на лавке корыто с грязным бельем. И вот раздраженный чем-то Толька перевернул корыто, вывалил белье на пол и стал яростно топтать его сапогами. А грязная вода потоками лилась в нашу комнату, стекала по покатому полу, скапливаясь под окном у стенки.
Иногда, если родителей не было дома, тетя Наташа у нас спасалась. Она просила меня позвонить в милицию:
– Олечка, ты позвони, а когда они приедут, я скажу, что не я ведь звонила-то… А дурень мой испугается.
Инсценировки эти мы устраивали довольно часто. Но Толька почему-то совсем не пугался, и кончалось дело новым дебоширством.
Впрочем, лично ко мне Толька относился исключительно нежно. Он всегда расцветал, когда я заходила к ним в комнатку – чаще всего, чтобы посмотреть иконы, которых был целый угол. Немного выпив, Толька любил сажать меня на шею или на колени. Если дома оказывалась мама, она кричала, что он меня уронит. Иной раз Толька, если бывал свободен, ходил со мной на прогулки. Всегда возвращался страшно расстроенный и говорил маме:
– Да-а-м, девка у вас совсем никуда; сама идет, а ноги-то заплета-а-а-ются…
Делал Толька мне подарки. Однажды мы отправились на очередную прогулку и чинно прохаживались у памятника Юрию Долгорукому, как вдруг заметили, что у женщины, которая шла перед нами, из кармана сыплются деньги. Сделает шаг – монетка, еще шаг – еще монетка. Толька приноровился к ее шагам и подбирал, не ленясь. Набрав немного больше нужной суммы, он окликнул женщину, вернул ей излишек и сказал, что у нее продырявился карман. Потом Толька торжественно повел меня в бывшую филипповскую булочную и купил ужасно вкусную калорийку.
Дары Востока
Больше всего мне в детстве обидно было бегать за старшими. Идет какой-нибудь взрослый, держит тебя за руку и ни капельки с тобой не считается. Идет так, будто спешит на поезд, а ты трусишь рядом, выбиваешься из сил. Я даже тихонько плакать принималась, когда совсем делалось невмоготу. Но родители – ладно, они всегда куда-нибудь опаздывали, и вообще, по-моему, часто забывали, что кто-то там обретается под ногами. Но вот Нюрка, домработница, та нарочно, я в этом была уверена.
Мы с ней иногда ссорились чуть не до драки. Она была ярая: если что не по ней – тут же в крики, в ругань, могла и огреть. Но именно ее я почему-то не боялась и не уступала ни в чем. Она даже как-то с уважением сказала: