Обращенный к небу. Книга 2 - стр. 32

– Да что случилось-то? – снова вопросил Мусайлима, опускаясь на траву. – Чего тебе дался мой хозяин? Да, к слову, недолго быть уже мне на его службе. Ухожу скоро. Довольно с меня. Не от кого его охранять. Разве от землепашцев здешних, от их женщин и детей… Хожу при нём, как пугало. Только пялятся на меня люди. Поначалу я думал, что они кидаться станут, как узнают, что на их веру Зосима покушается. А они ничего. Мирный люд. У нас бы камнями закидали, неверных-то…

– А чего это Зосиму в Киеве видно не было?

– Послушай, Илья. Ты многие знания о нём мне не приписывай. Он со мной молчун молчуном, ни дать ни взять суфий после молитвы… Если он и говорит с кем, так это с братьями. Правда, вдвоём они редко при нём бывают.

– Оно и видно, – покачал головой Илья. – Рано поутру Зосима гулял вдвоём с Вишкой.

– Гулял? – усмехнулся Мусайлима. – С девами гуляют. Только я за хозяином этого не замечал.

– Не до смеха мне, Мусайлима, – сказал Илья. – Я случайно слышал, о чём они говорили. Стрела корсуньская – дело рук Вишки. А прислать её наказал – уж как, не знаю – сам Зосима.

– Быть не может! – вскочил Мусайлима. – Зосима только и твердил после этого: «Сие есть промысел божий».

– Выходит, у вашего бога десницей сам Зосима бывает.

– Молчи, неверный! – Мусайлима сгрёб Илью за ворот рубахи, силясь поднять, но это оказалось ему не под силу. Илья спокойно наблюдал, а араб тяжело дышал, и в глазах его металось недоверие и гнев. Он отпустил Илью, и, положив ладонь на рукоять своего изогнутого меча, потребовал: – Клянись, что не выдумал ничего!

Илья поднялся на ноги, наклонился и, как когда-то у стен Корсуни, вынул меч из ножен, вонзил его в землю и, став на одно колено, произнёс, прижимая ладонь к груди:

– Бога Леда призываю я в свидетели, и да минует меня удача в бою, коли я сказал неправду. Я сказал, и Лед меня услышал.

Илья вынул меч из земли, сел и принялся бережно обтирать клинок травой, прежде чем убирать в ножны. Мусайлима сел рядом, опустив голову.

– Прости, что назвал тебя неверным… – наконец сказал он. – Я тоже верю тебе, пусть ты молишься чуждым мне богам, которых и вовсе нет…

– Цыц, – тихо, но твёрдо сказал Илья и Мусайлима примирительно поднял руку:

– Не будем о том.

Они помолчали, слушая неторопливый гомон села, которому, казалось, не было никакого дела до тяжких дум Ильи и Мусайлимы.