Оборотень - стр. 13
Сутки приговоренный провел в камере смертников. Бессонной ночью в узкой комнатушке одного из подвалов Лубянки он вспоминал свою путаную жизнь.
Неимоверно хотелось жить, и оставшиеся два дня Тимофей воспринимал едва ли не как подарок Господа Бога. А ведь на воле он часто не замечал за картами или пьянством, как пролетают целые недели.
Когда через три дня звонко, нарушив долгую тишину, лязгнул замок камеры и четверо красноармейцев уныло, будто это им самим предстояло идти на расстрел, шагнули через порог, сердце Тимофея бешено забилось. Нет, просто так он не дастся, решил он про себя и, стиснув зубы, бросился на вошедших охранников: одного, ближайшего, он оглушил ударом кулака и вырвал у него из рук винтовку, другого отшвырнул ударом ноги в угол камеры и добил штыком, а двоих оставшихся расстрелял в упор. Возможно, тем самым он хотел вырвать у судьбы еще несколько часов жизни. Теперь он готов был драться за каждую секунду своего бытия. Имея в руках оружие, он собирался дорого продать свою жизнь. Через несколько часов дверь камеры резко распахнулась, и внутрь запустили трех могучих кавказских овчарок.
Первую бросившуюся на него собаку Тимофей проткнул штыком в момент прыжка, и она упала ему на грудь. Это уберегло его от страшных челюстей второго кавказца, который смог только располосовать зубами полу его рубахи. Отпрянув, Тимофей схватил винтовку за ствол, как дубину, и с размаху обрушил приклад на медвежью башку овчарки. Третий пес, которому мешали добраться до приговоренного две другие собаки, смог наконец броситься вперед, вцепился Тимофею в руку и повалил его на пол. Однако Тимофей подхватил винтовку свободной рукой и сделал ею выпад, словно шпагой. Острый трехгранный штык вонзился в собачье брюхо, горячая кровь брызнула Тимофею в глаза. Узник сделал еще один выпад, стараясь разодрать брюшину пса острием штыка. Пес разжал челюсти, заскулил и, неистово мотая головой и поджав хвост, забился в угол, волоча за собой шлейф кровавых внутренностей. Он скулил и дергался еще минуту-другую, а потом затих в луже собственной крови рядом со своими мертвыми сородичами. Все было кончено, но еще долго Удача судорожно сжимал в руках винтовку, ожидая, что в дверь ворвется еще какое-нибудь чудище. Однако в коридоре царила гробовая тишина.
Через полчаса Тимофей увидел, как распахнулся глазок в двери, и удивленный юношеский голосок протянул:
– В-о-о-т гад! И собак порешил!
Тимофею захотелось плюнуть в глазок, но стоявший за дверью человек словно почувствовал его желание и скрылся за толстой пластиной железа.