Обнимая ветер - стр. 29
На шестой день по обыкновению ходят стрелять куропаток, а вечером их потрошат и жарят прямо на улице под балконом замка. Ещё на ужин подаётся суп из чечевицы, горячие лепешки и много прохладного розового вина. Это день сплетен и перешёптываний за спиной – выбор Эммы ещё никому не известен, а гадать и перебирать начнут сразу, как вино в голову ударит.
И, наконец, седьмой день. День самого роскошного бала в Калласе, о котором слуги будут потом судачить ещё год. День, когда распахнутся двери всех балконов в Хрустальном зале, когда дамы наденут свои лучшие шёлковые и парчовые платья, когда из шкатулок достанут бриллианты и жемчуга, когда всё вокруг будет блестеть в свете многочисленных свечей, которые разом зажгутся в огромных хрустальных люстрах, гигантскими каплями свисающих с потолка. Это будет день танцев до рассвета и фонтанов из игристого вина, день нервов и волнения, сбивчивых слов и нерешительности, день красных от стеснения щёк, платья верескового цвета и скромного букета девицы на выданье, состоящего из чайной розы, смешанной с ландышем, миртом, мелкой белой гвоздикой и плющом.
Эмма будет улыбаться направо и налево, подарит по танцу каждому из претендентов на её руку и сердце и, когда часы пробьют двенадцать, подойдёт к тому единственному, с которым она согласится пойти под венец. Обручение завершится, король даст своё благословение, и на следующий день все разъедутся: кто – высыпаться, кто – трепаться о том, сколько золота барон фон Стерлс потратил на такое грандиозное празднование, а кто – готовиться к свадьбе и принятию в дом богатой хозяйки.
При этой мысли Эмма стиснула кулачки с такой силой, что попавшая промеж пальцев трава была выдернута с корнем. Девушка уже хорошо знала, кто из приглашённых женихов будет претендовать на её руку, и среди этого длинного списка не было ни одного, у кого была бы хоть капля того обаяния, которым обладал Грант. Не было ни одного, кто мог вызвать в сердце Эммы хотя бы симпатию, не говоря уже о серьёзных чувствах.
Ну, спрашивается, что может быть общего между ней, утонченной и воздушной, и сорокалетним стариком, маркизом де Грааф, с которого отец буквально пылинки сдувает и только потому, что тот простил отцу крупный проигрыш в карты? С сильной болью в спине – такой, что маркиз днями не мог разогнуться и всё время посылал за лекарем и порцией свежих пиявок, – де Грааф к тому же был слеп на левый глаз. Различал только красный и белый цвета и считал, что цвет волос у Эммы пепельный вместо золотисто-рыжего.
Но если о де Граафе можно было волноваться не особо сильно (матушка вряд ли согласится на брак единственной дочери с больным маркизом), то мысли о лорде Стефансоне щекотали нервы уже куда больше. Лорду Стефансону было около тридцати, и шансов окольцевать юную девушку у него было достаточно. Лорд был высокого роста, пользовался благосклонностью короля и очень любил верховую езду. Поговаривали, он неделями не бывал в своём поместье, а когда возвращался, то был весь грязный и помятый. Хороша же будет доля! Сидеть одной в стенах замка и ждать вечно потного и неопрятного мужа, который и навоз с сапог не счищает, а сразу мчится в спальню... Эмму передёрнуло. Только не Стефансон! Уж лучше сорокалетний лысый маркиз.