Обнимая ветер - стр. 26
– Нет Левассара, но я и сам разберусь. Не дурак, – проворчал Александр и вновь уткнулся носом в карту.
Через открытое окно подул ветер, разбавляя свежестью душный, пропитанный копчёностями и пивом воздух и принося с собой слова неизвестной песни. Её пели противным, каркающим голосом, больше похожим на голос умирающего, чем певца, пусть и уличного, лишенного всякого слуха. Но ни голос, ни невидимый певец не занимали Хиггинса настолько, насколько – слова песни. Простые, ничем не примечательные, но Александр вздрогнул.
Среди лесов, среди морей
Есть город мертвых королей.
Уснув навек, они молчат,
Костями больше не стучат,
И лишь раздастся воли крик,
Восстанут короли те вмиг.
Печати разорвутся все,
Смерть пронесётся по земле.
Печати ты не дай сорвать
А Непокорному – восстать.
Семь островов и семь камней
Несут защиту для людей.
Печати смело наложи
И не забудь про ключ души,
ведь
Среди лесов, среди морей
Есть город мертвых королей.
Схватив со стола карту, скомкав её и сунув в карман, Хиггинс вскочил со скамьи и рванул к дверям. Посетили таверны тут же уставились на адмирала, кто-то даже пальцем у виска покрутил, предварительно, конечно, убедившись, что Александр этого не увидел. Эррол, возвращавшийся от прилавка с кружками, полными пива, недоуменно уставился на наставника.
Выскочив на улицу, Хиггинс завертел головой по сторонам. Завывающего старика он увидел быстро – тот сидел справа, на перекрёстке двух узких улочек, поджав под себя босые ноги. Его глаз не было видно, нос был таким огромным, что занимал добрую половину лица. Кривыми пальцами с длинными чёрными ногтями, под которыми застряла земля, старик водил по песку и чертил непонятные узоры. Длинная седая борода острым концом нырнула в деревянную миску для милостыни, где вместо положенных грошей валялся огрызок яблока.
Старик уже затянул новую песню о моряке, что разрывался между любовью к морю и самой красивой девушке на свете. Стихия победила и унесла на дно тело юноши, но его душа навеки осталась с его возлюбленной. Александру, впрочем, было глубоко наплевать в тот момент, какие слёзы роняла красавица, сидя у окна и глядя, как салютуют корабли в память об их погибшем капитане. Его интересовало совсем другое.
– Что ты такое пел, старик?
С трудом дыша, Александр остановился, опёрся рукой о шершавую каменную стену дома, у которой гнездился нищий, и перевёл дыхание.
Старый оборванец поднял голову и посмотрел на адмирала глазами, которых не было видно.
– Я пою о многом, мил человек, – беззубым ртом прошамкал он. – О былом и будущем, о любви и ненависти, об одержимости и морских тайнах.