Обнажая запреты - стр. 13
Душа ждала покоя, она его получила. Но тот другой – весь мокрый. И дрожит слезами.
Наивно, конечно, думать, что стоит напрячь силу воли, отвлечься, для верности найти себе хобби, и боль послушно отступит. Воля сдаётся первой. Доказательство тому – полтора месяца добровольного затворничества, в котором жизнь попросту встаёт на паузу, проходит мимо и ты даже не осознаёшь её ценности. Страх потери чего-либо становится несущественным в сравнении с чувством собственной никчёмности. Затем в одно ничем не примечательное утро ты будто бы просыпаешься. Чувства ещё атрофированы, но ты начинаешь что-то делать, жить дальше. Выбираешься, словно бабочка из кокона, другая совсем, потому что прежнее «я» осталось там, в той наивной девочке, мнущей в кулаках кружево на белом платье и потерянно смотрящей вслед своей первой любви.
Месяц за месяцем отсекаешь опостылевшее, слабое, пока другим уже утром, ещё бесчисленную прорву недель спустя, собственное отражение, наконец, неуловимо меняется. И это не взросление даже. Это пробуждение.
10. Голос пропасти
Дан
– Твою ма-а-ать! – убито стонет Лис, глядя на наручные часы. – Я уже через полчаса должен забрать Полину из салона. Пока мать опять не растрепала ей очередной позорный факт моего детства.
– Ну началось... – беззлобно фыркает Стас, придвигая к себе стопку. – Север, братан, клянусь, ни одна красотка не ждала твоего возвращения из армии, как я! Наконец-то будет с кем нормально зависать, потому что Лиса мы окончательно потеряли. Да, бабушкин шалун?
Чёрт, как же мне весь год их не хватало...
– Почему бабушкин? – обращаю вопросительный взгляд на друга. Насколько я помню, Лис свою старушку давно похоронил.
– Прикинь, его соседка до сих пор уверена, что Кир её преследует.
– Изольда, что ли? – толкаю Лиса локтем в бок – Ну та приколистка, которая ещё жаловалась, что ты исписал признаниями весь асфальт перед подъездом?
– А то. Я верный малый, – скалится он, сгребая в карман ключи от байка и телефон.
– Кир, а ты имя адресата дописывать не пробовал? – киваю барменше, чтобы плеснула ещё текилы.
– И бессердечно лишить тётку единственного развлечения? – иронично дёргает краем рта Лис. – Ладно, солдат, мне правда пора. Если что, я на связи.
С его уходом разговор ощутимо теряет лёгкость. Стас по привычке разглядывает девушек на танцполе, но видно, что мыслями весь на призывном пункте. Мне тоже перед службой было как-то нервно. То время вообще выдалось дурным.
А уже в армии особо было не до раздумий. Стоило глаза закрыть и будто в пропасть падал. Но иногда, очень редко, у пропасти был голос. Почему-то Анькин. И почему-то хриплый, какими обычно бывают голоса после плача. Хотя я ни разу не видел у Королёвой слёз. Только в тот последний, когда сделал её женщиной. Видимо, наша ночь на турбазе всё-таки нехило так прошлась по совести.