Обманщик и его маскарад - стр. 45
Когда торговец, как ни странно, принялся возражать против такого спокойного и беспристрастного подхода, и не без горячности выразил глубокое сочувствие к судьбе несчастного мужчины, его спутник с серьезным видом прервал его излияния и счел их неубедительными. Он сказал, что лишь в самых исключительных случаях несчастье можно признать незаслуженным, а конкретно, – когда оно происходит в результате беспрепятственных действий злонамеренных людей. Но в данном случае такое допущение было бы по меньшей мере неблагоразумным, так как у некоторых людей оно приводило бы к прискорбному искажению их важнейших убеждений. Дело не в том, что их убеждения обоснованно подвержены такому влиянию; дело в том, что распространенные жизненные происшествия по самой своей природе не предполагают односторонней трактовки и единственной интерпретации, подобно флагам на пассатных ветрах. Если, к примеру, убежденность в воле Провидения в какой-либо мере зависело от подобного непостоянства повседневных событий, то степень этой убежденность в мыслящих умах была бы подвержена флуктуациям, подобным колебаниям биржевого индекса во время долгой войны с неясным исходом. Тут он посмотрел на свою трансфертную книгу, и продолжил после недолгой паузы. По его словам, суть убежденности в божественной природе вещей и правильных убеждений о человеческой натуре, основанная не столько на жизненном опыте, сколько на интуиции, возвышалась над всеми погодными зонами и аномалиями.
Теперь, когда торговец от всей души согласился с ним (будучи не только здравомыслящим, но и религиозным человеком, он не мог этого не сделать), его спутник выразил удовлетворение, что в эпоху взаимного недоверия по большинству вопросов еще можно встретить человека, который почти целиком разделяет с ним такую логичную и возвышенную вещь, как доверие.
Тем не менее, он был далек от узколобого отрицания допустимости иного, должным образом аргументированного объяснения. Он лишь считал как минимум желательным, чтобы при рассмотрении подобных случаев, когда они становились предметом философской дискуссии, собеседники не отвлекались на малозначительные подробности и относились к делу с ясным пониманием. К примеру, предположение о том, что в деле несчастного мужчины было много загадочного и даже мистического, подразумевало скрытый уход от главного вопроса. Что касается вольного допущения о победе зла над добром (по отношению к Гонерилье и ее несчастному мужу), то было бы неблагоразумно в полемическом рвении упирать на доктрину о будущем воздаянии как о каре за нынешнюю безнаказанность. Хотя конечно же, благонамеренному человеку такая доктрина представляется разумным и достаточным утешением, но при использовании в качестве превратного полемического аргумента она лишь провоцирует мелочную и тщеславную самоуверенность в том, что Провидение якобы не существует сейчас, но обязательно случится потом. Иными словами, для всех кавалеров и их окружения было бы лучше, если бы обладатель истинного света надежно укрепился на Млаховом кургане