Обитель Апельсинового Дерева - стр. 63
От грохота за стеной ржали лошади. Сульярд, которого сморила первая же чаша вина, все проспал.
Никлайс, тоже не вполне трезвый, лежал поверх покрывала. Они с Сульярдом провели вечер за игрой в карты и рассказами. Сульярд поведал мрачную сказку про Небывалую королеву, а Никлайс выбрал более духоподъемную волшебную историю про Карбункул и Скальда.
Юнец ему по-прежнему не нравился, но Никлайс счел, что его долг перед Трюд – сберечь ее тайного супруга. И долг перед Яннартом.
Ян…
Тиски печали сжали ему сердце. Он закрыл глаза и вернулся в то осеннее утро, когда они впервые повстречались в розовом саду Бригстадского дворца, при полном надежд дворе недавно коронованного Эдварта Второго.
В свои двадцать еще носивший титул маркиза Зидюра Яннарт был высок и поражал взгляд величественной рыжей гривой, падавшей ему до пояса. Никлайса в те дни отличала редкая среди ментцев шевелюра цвета светлого каштана, скорее золотистая, нежели медная.
Она в тот день и привлекла к нему Яннарта. «Розовое золото» – так назвал он этот цвет. И спросил у Никлайса позволения написать его портрет, увековечив этот оттенок для потомства, а Никлайс, как любой юный придворный любезник, был только рад ему услужить.
Рыжие волосы и розовый сад. С них все началось.
Они не расставались всю осень, провели ее за мольбертом, музыкой и смехом. И даже когда портрет был готов, они остались неразлучными, как сиамские близнецы.
Никлайс никогда прежде не любил. Яннарт первым увлекся им настолько, чтобы затеять историю с портретом, но очень скоро и Никлайс пожалел, что не умеет рисовать и не в силах запечатлеть темноты этих ресниц, и отблеска солнца в волосах, и изящества рук на клавишах клавесина. Он засматривался на его шелковые губы, на изгиб шеи, там, где она сходится с нижней челюстью; он смотрел, как в этой колыбели жизни пульсирует кровь. Он во всех восхитительных подробностях воображал, как выглядят эти глаза в утреннем свете, когда сон еще тяжелит им веки. Изысканный темный янтарь, подобный меду черных пчел.
Никлайс жил, чтобы слышать этот голос, глубокий и певучий. О, он мог бы сочинить балладу о его звучании и о том, как он поднимался к высотам страсти, когда разговор касался искусства или истории. Эти темы воспламеняли Яннарта и приманивали людей к теплу его пламени. Одними словами Яннарт умел придать красоту самому скучному предмету и воскресить из праха цивилизации. Для Никлайса он был подобен солнечному лучу, освещавшему каждую грань его мира.
Никлайс знал, что надежды нет. Как-никак Яннарт был маркиз, наследник княжества, ближайший друг князя Эдварта, а Никлайс – безродным выскочкой из Розентуна.