О себе (сборник) - стр. 12
Городецкий не вернулся – он перестал быть поэтом. И потому смертно пил.
Но живым памятником исчезнувшего века он остался.
«Я помню день…»
И однажды оба выпускника царской Ришельевской гимназии решили направить ученика советской средней школы к Городецкому. Для расширения кругозора.
– Но все надо воспринимать высоко, – зверским голосом учил Олеша. – Отрок идет к Поэту, поэтому отрок должен преподнести ему Дар. Даром Поэту может быть только стихотворение. Стихотворение должно быть приятно Сергею Митрофанычу.
Было выбрано стихотворение, посвященное Иннокентию Анненскому (только впоследствии я узнал, что оно принадлежало расстрелянному Николаю Гумилеву):
– Вот, ты придешь к нему, откинешь ножку, прочтешь. Это прозвучит как бы о нем самом, и он будет доволен. Иди!
И я пошел.
Сергей Митрофанович Городецкий жил в доме 1 на Красной площади, который сейчас не существует. Это был дом, построенный в XVI веке. В нем когда-то останавливался Радищев.
Он открыл мне дверь сам. На красном, весьма разгоряченном в тот день лице, торчали огромные усы, видимо, хранившие много поцелуев. Он был в халате и несколько пьян. Он посмотрел на меня какими-то страшными глазами. И, не здороваясь, спросил меня яростно:
– Сколько сундуков открывает скупой рыцарь у Пушкина?
Я не знал.
Он вновь уставился на меня ненавидяще и сказал:
– Как отвратительно ты молод. Ведь ты будешь жить, мерзавец, когда я умру.
И начал читать.
Он читал как-то бешено, продолжая пугать меня взглядом в упор:
и он начал приплясывать —
И тут он закричал совсем страшно:
– Ты понял?! В ШЕСТОЙ… шестой сундук… в шестой сундук – сундук еще неполный…
– Сокровища!! Сокровища! – вдруг пропел он и поволок меня к стене.
Торопливо снял со стены картину в деревянной раме. И за картиной обнаружилось отверстие.
– Иди сюда, – таинственным шепотом позвал он. Схватил мою руку и засунул в отверстие в стене.
– Чувствуешь?
Я наткнулся рукой на что-то твердое.
Он зашептал:
– Это клад. Вынуть его нельзя, потому что на нем крепятся балки… Проклятые балки и древний клад.