О котах и людях: О маках и пижме. Книга 1 - стр. 15
Керидвен неохотно взяла печенье и откусила кусочек. Флинн у двери ощутимо выдохнул и отвел глаза. Эльфин откинулся на спинку дивана и засмеялся.
Керидвен оглянулась на слугу:
– Что это с ним?
– Это старая традиция. Съеденный в доме хлеб означает, что гость не может причинить вреда. Это было бы невежливо.
– Он принял меня за дану? – удивилась Керидвен.
Эльфин протянул руку, поправляя выбившуюся у нее прядь.
– Это очень легко сделать.
Ей захотелось обернуться и посмотреть, нет ли кого за ее спиной, потому что, конечно, он не может смотреть так на нее. Как на раскаленное стекло. Но потом она вспомнила то, что видела – там, над Ллангатеном – и поняла, что может.
– Ты всех людей так видишь? – спросила она.
Эльфин опустил ресницы, погашая взгляд. Потом кивнул.
Это ее успокоило. Это все объясняло.
Керидвен взяла еще одно печеньице и принялась разглядывать стены. Напротив висели портреты – мужчина в мундире, с алой лентой через плечо, и женщина в алом платье, с диадемой на голове. У ног ее играл мальчик.
– Кто это? – спросила Керидвен, кивая на женщину.
– Королева. И ее сын, Утер.
– Красивая, – задумчиво сказала Керидвен. – И платье вон какое…
Интересно, бывал ли Эльфин во дворце. Видел ли королеву. Наверное, видел. И лицом к лицу и… изнутри.
Интересно, а королева? Королева видит так людей? Нет, наверное. Наверное, так только монахини могут. Да и то не все…
– У такого художника кто угодно красивым будет. А что до платья… – Эльфин тихо засмеялся и скользнул по ней взглядом, как портной.
Керидвен невольно глянула вниз – не разлила ли она чего на передник и ойкнула. Вместо шерстяной юбки по коленям струился бархат, тяжелый и мягкий одновременно. Широкие рукава расходились вниз, из-под них пеной стекало кружево.
– Оно настоящее?
Эльфин покачал головой:
– Это иллюзия. Но я подумал, что тебе понравится.
Керидвен потрогала тяжелый алый бархат. Потом изогнутый подлокотник дивана. Потом разломила печенье. Странно это было – где-то внутри себя она знала, что все это состоит из пустоты, кружащей внутри себя. Настоящие – только люди. И то не полностью. Не целиком. И еще Эльфин.
– Все иллюзия… – медленно проговорила она. Печенье было сладкое. Бархат был мягкий. – Можно мне мое платье обратно?
– Да, конечно, – торопливо сказал Эльфин, и все стало, как было. – Тебе не понравилось?
Керидвен пожала плечами:
– Красивое. И вырез удобный, младенца кормить самое то. Только не мое. Лучше я буду как всегда, – она усмехнулась. – Надеюсь, твоего друга-епископа это не слишком скандализирует.
– Он мне не друг, – сказал Эльфин.