О Гриньке, о Саньке и немного о девчонках - стр. 2
А он говорит:
– Брось, всё равно все книжки не выучишь.
– И правда, Гринь. Учу-учу и никак не пойму.
– Чего?
– Да вот о расширении тел.
– О! – вскрикнул Гринька. – Это проще простого. От тепла тела расширяются, а от холода сжимаются. Например, летом дни длиннее, а зимой короче.
Я посомневался, посмотрел на Гриньку: шутит он или серьёзно. Гляжу, он такой важный, говорю:
– Ладно, Гриньк, пойдём кататься.
Вышли на улицу. Смотрю, у Гриньки две лыжи, и обе отремонтированы. Одна – впереди ремня, другая – позади. А так лыжи что надо.
Гринька заметил моё восхищение и говорит:
– Сам сколачивал. Надёжно. Вишь, сколько гвоздей.
– А как же, – ответил я, – вижу. – Потрогал лыжи руками. – Почти что железные.
– То-то, – загордился Гринька, – износу не будет.
Он вскинул лыжи на плечо, и мы зашагали на гору. И не на ту, на которой катается всякая там чегашня, а на самую крутую. По дороге к этой горе к нам прицепился младший Гринькин брат Васёк.
– Ты кататься не будешь, – отрезал Гринька. – Можешь не ходить. Соплив больно.
– Да я, Гринь, так, – проканючил Васёк. – Я, Гринь, только поглядеть.
– Поглядеть – это можно, – милостиво разрешил Гринька.
На вершине горы мы с Гринькой немножко поспорили. И ему хотелось катиться первым, и мне.
Потянули палочки. Гринька говорит:
– Длинную вытащишь – я поеду, короткая попадётся – ты покатишься.
Потянул я палку – длинная. А свою Гринька торопливо махнул в сторону. По-моему, у него обе палки были длинные.
Прилаживал лыжи Гринька долго и старательно. Ремни привязал к валенкам бечёвкой. Пошаркал взад-вперёд, чтоб получше скользили, поглядел вниз, зажмурился и…
Под горой, вправо от нас, стояла старая-престарая баня без крыши. Она была настолько дряхлая, что в деревне никто не знал, чья это баня и сколько времени она тут торчит.
И вот гляжу: Гринька что-то всё воротит и воротит к этой бане. Кричит что-то, здорово так кричит, а мы с Васьком никак не поймём – что.
– Поёт это он, – сказал Васёк.
– Да нет, Васьк, – сказал я, – не похоже. И баня-то совсем рядом, и визжит он, как поросёнок недорезанный.
– Радуется.
Вдруг Гринька подпрыгнул, как козёл, ударился об снег, подскочил и кулём брякнулся в угол бани. Из бани только труха посыпалась.
– У-у-ух! – выдохнул Васька.
Мы сбежали вниз.
Гринька, как циркач, кувыркался в сугробе, зажал голову руками и орал. Ох и голосище у него прорезался!
К месту «аварии» с соседних пологих горок стекались малыши. Они осматривали развороченный угол бани, с радостным гомоном хватали гнилые осколки и восхищённо повторяли:
– Вот это да!
Гринька, заслышав голоса, уселся посреди сугроба, тупо огляделся. Встал.